Владислав Савин - Вперед, Команданте! [litres]

Поскольку она у меня тоже человек очень занятой. В той далекой жизни я так и не женился – Ирочка, с которой мы там по этим мостам гуляли, и целовались, и планы строили, в девяносто первом вышла замуж за шведа и умотала за рубеж, «ты прости, но хочу, пока молодая, в цивилизованном мире пожить». Ну а я уехал по месту службы, за двадцать лет вырос с летехи до кап-1, командира «Воронежа», честно служебную лямку тянул, а дальше уже рассказал. Аня, бывшая партизаночка, была среди тех, кто тогда, в сорок третьем, нашу секретность обеспечивал, как у нас с ней сложилось, это уже личное, она сама расскажет, если нужным сочтет. Пока же живем мы с ней душа в душу уже двенадцать лет, в сорок четвертом наш первенец родился, Владислав, затем Илья и Оля. Анюта же, еще на Севере показав организаторские способности, уже тогда стала помощницей у Пономаренко, на тот момент главноответственного за идеологию и пропаганду, ну а теперь считающегося первым кандидатом в преемники вождю.

– Девочка ах какая красивая, ах какая правильная, – передали мне слова Пономаренко, сказанные еще тогда, в сорок третьем, – золотой фонд нашей молодежи.

Красивая – тот же типаж, что у Ирочки был. Внешнее сходство с героиней Лизы Боярской из кино «Адмиралъ» (сам фильм, на мой взгляд, откровенно слабый). Ближе к стандарту красоты конца века – здесь (вспомните фильмы 30-х – 50-х нашей истории) идеалом считаются «кукольные» личики и невысокие плотные фигуры – ну а Аня вполне могла бы в какой-нибудь кинофэнтезятине эльфийскую принцессу сыграть. Физкультурница – на нее взглянуть, и не скажешь, что у нас уже трое детей, – впрочем, я слышал, что после родов расплываются лишь те, кто за собой не следит. Стройная, длинноногая – джинсы бы ей пошли, но платье «стиля пятидесятых» (тонкая талия, юбка как парашют) смотрится намного лучше. И поверх наброшено – помню, сам ей когда-то ответил на вопрос, «а что в двадцать первом веке носили», ну я и вспомнил любимый Ирочкин фасон, «летящую» накидку – которую остряк Валя Кунцевич (еще один из наших, «воронежских») назвал «стиль бэтвумен». Аня подхватила «на ура», ну а после оказалось, что вкусы инструктора ЦК КПСС, да еще той, кто успела в кино здесь сняться (было и такое!), это предмет для подражания – в первую очередь для жен ответственных товарищей, ну и конечно, московской богемы, а за ними – большинства советских женщин подходящего возраста. Серега Сирый (еще один «воронежец», мой командир БЧ-5 и лучший мех, кого я знал) ворчал, что «в этих пальто и плащах все фемины на мусульманок в мешках похожи». Ну, если закутаться и капюшон надвинуть – только обычно «бэтвумен» носят не застегивая по бокам (наверное, чтобы можно было даму незаметно за талию обнять), и когда развевается (от ветра или движения), то картина очень эротичная и непредсказуемая. А шляпы с вуалью вообще непонятно как в советскую моду вернулись – хотя вроде вспоминаю, что Любовь Орлова такую шляпу носила не только в фильме «Цирк», видел фото, где она же, готовясь к другому фильму, на ткацкой фабрике с работницами беседует, входя в роль [5]. На эту тему даже Аркадий Райкин (который здесь уже хорошо известен) успел с эстрады проехаться: «С девушкой познакомился, назначил свидание под часами у вокзала, ровно в два пришел с цветами – а там три девушки стоят, все в накидках и в шляпках с вуалью, как понять, которая моя», – а теперь представьте это растянутое на пять минут и с интонацией, зал от смеха катался. И Анюта смеялась – а я вот только не понял, это где и когда бывало, чтобы девушки, и не одна, а три, на свидание пришли раньше времени?

Верно – смотрю, тут среди гуляющей публики парочек очень много. Молодые в большинстве – но нет-нет, и людей в возрасте тоже увидеть можно. Хотя, может, просто живут тут рядом и по делу вышли – время еще не позднее, одиннадцати нет, три часа еще до разведения мостов. Чинно, под руку, идем по набережной к Эрмитажу, справа шпиль Адмиралтейства тускло блестит. Анюта такая красивая, на Незнакомку Блока похожа – в модной широкой шляпке, платье веет с шелковым шелестом, плащ вдруг взлетит, парусом надутый, и снова фигурку скроет. На Дворцовом мосту прохладно и ветрено, за колокольней Кунсткамеры вечерняя заря светится – а после незаметно в утреннюю перейдет. Внизу буксир баржу тянет, лодки и катера снуют. А перед нами Васильевский, где я жил когда-то в будущем. Дальше по берегу, за мостом Лейтенанта Шмидта – училище Фрунзе, бывший Морской корпус, возле которого бронзовый Крузенштерн стоит, сколько мы тут с отцом по набережной гуляли, когда я пацаном был, и на вид ну почти ничего не изменилось с тех пор. И Анюта, я вижу, на тот берег смотрит – порывом взметнуло вуаль от лица, слезу вижу на ее щеке.

– Солнышко, ты плачешь? Что с тобой?

– Ветер глаза слезит, – отвечает она, – чуть шляпу не снесло!

Отвернувшись, поправляет вуаль. Войной обожженная – даже передо мной боится слабость показать. Она ведь тоже ленинградская – до войны здесь же училась в ЛГУ, здание за Кунсткамерой, «Двенадцать коллегий». А жила на Петроградке – и родители ее в Блокаду погибли. И про нее саму наш любитель истории Сан Саныч (кап-3 Головин, на «Воронеже» был командиром БЧ-1) откопал в какой-то книжке, что в нашей истории она погибла в Белоруссии в июне сорок четвертого, трех недель не дожив до прихода наших. Стальной пытается казаться – а мне хочется ее за плечи обнять, к себе прижать, от всех невзгод защитить, – но не принято здесь так, у всех на виду, вот когда в «Асторию» вернемся и детей спать уложим…

– Ты знаешь, ученые здесь решили, что наше время параллельное, – говорю я, – где-то там линия, с которой мы сюда попали, тут наша. Но тогда выходит, что время – это не ось, а как минимум плоскость. А значит, на ней может быть бесконечно много прямых, или кривых. И где-то может быть линия, в которой наш «Воронеж» вернулся из того похода, ни в какую временную дыру не провалившись. А где-то линия, в которой войны не было и ты университет закончила, вышла замуж за профессора, и гуляете вы сейчас всей семьей по этому же месту.

Анюта молчит с минуту. Затем отвечает серьезно:

– Может быть. Но я бы туда не хотела. Тот мир будет уже не наш, понимаешь? Та иная я в нем бы жить могла – а я уже никак, и ты тоже. Если мы знаем – и уже тут все меняли. Слышала я про эту теорию – там еще говорилось, что параллельные линии связаны через вероятность событий. Если мы здесь победим, построим коммунизм – то и в том мире все случайности будут с большей вероятностью в нашем направлении выпадать. Теория не подтверждена пока – но ведь и не опровергнута, а значит, возможно, так и есть. Тогда мы тут проиграть не имеем права. Потому что это потянет за собой и другие миры, в которых будет хоть чуть, но хуже.