Александр Башибузук - Солдат

Но уже через несколько десятков метров он совершенно потерял ориентацию и резко притормозил, взрыв сапогами землю.

Автоматы и пулемет лупили позади и левее, вокруг чернела сплошная темнота, свозь которую едва угадывались стволы деревьев.

— Твою же мать… — Ваня растерянно оглянулся и тут же полетел на землю, сбитый с ног кем-то неизвестным, внезапно выскочившим из кустов.

Машинально отпихнув его ногой, Ваня заорал от неожиданности:

— Блядь!!!

— Блядь! — тоже по-русски приглушенно ругнулся неизвестный, отпрянув от Ивана.

Ваня облегченно вздохнул, но тут, непонятный мужик, вдруг сорвался с места как спущенная пружина и навалился на Ваню.

Плечо пронзила резкая боль, потом рядом с головой, резанув скулу, в землю с хрустом вонзился клинок.

Иван опять заорал, заблокировал следующий удар предплечьем и, саданув в висок локтем, сбил с себя странного диверсанта. Потом сразу навалился на него, левой схватив за руку с ножом и, хрипя от злости, принялся молотить правым кулаком.

Тот забарахтался, попытался скинуть его, наподдав коленом, но уже после третьего удара обмяк.

Иван все не мог остановиться и молотил как заведенный.

— Сука, гандон штопаный, собака сутулая, залупа…

Рядом мелькнул луч фонарика, Иван опомнился, схватился за болтающийся на ремне автомат и на коленках рванул за дерево.

— Свои, Шустрый! — гаркнули голосом старшины, а потом из кустов выскочила массивная фигура.

— С-сука… — выдохнул Ваня, заикаясь от волнения. — С-сука…

Науменко еще раз мазнул фонарем по сторонам и припал на одно колено возле неподвижного тела немецкого диверсанта.

Ваня разглядел, что тот тоже в советском камуфляже и чуть не прикусил себя язык от неожиданности.

В голове мелькнула лихорадочная мысль:

«Своего завалил!!! Точно своего… блядь, что теперь будет…»

— Цел? — лаконично поинтересовался старшина, переворачивая тело на живот и ловко заворачивая ему руки за спину.

— Ц-цел… — заикаясь от волнения, соврал Ваня. Плечо и щеку пекло огнем, но признаваться, что его ранили, Иван почему-то постеснялся.

— Тогда за мной… — Науменко ухватил за шиворот вяло мычащее тело и быстро потащил в лес.

Вообще ничего не соображая, Ваня потрусил за ним.

Через несколько минут они добрались до сгоревшего самолета. Луна выскочила из облаков и осветила несколько неподвижных тел на земле, тоже в отечественном камуфляже, возле которых топталось несколько солдат с винтовками, чуть поодаль, залег пограничник Миша со своим пулеметом.

— Доклад! — из темноты к Ване и старшине выскочил лейтенант Селиверстов.

— Шустрый взял языка, — Науменко бросил тело.

— Красавчик… — лейтенант приобнял Ваню, но сразу же отстранился, взял его за подбородок и завертел его головой. — Цел? Щека… ерунда, порез. Что еще? Не молчи, говори!

— Правое п-плечо… — Ваня ощутил сквозь запах гари, смрад паленого человеческого тела и согнулся в приступе рвоты. Его вывернуло почти наизнанку.

— Блядь… — Селиверстов отскочил, но потом дернул к себе Ваню за рукав, запустил руку под его куртку и сдержанно хмыкнул. — Тоже ерунда…

На поляне один за другим на поляне появились Симонов, Наумов и Сеня. Сеня тащил за собой еще одно тело, но его по безвольно болтающимся рукам и сплошь заляпанному темными пятнами маскхалату было видно, что это труп.

Наумов хрипло доложил.

— Чисто, одного положили, двое точно ушли, может больше.

Селиверстов повернулся к солдатам и сухо приказал.

— Оцепить все вокруг. Живо, шевелитесь. Собрать трупы…

Иван безвольно сел прямо на землю и тихо поинтересовался.

— А чего они… они в нашем…

— Спросишь тогда, когда сам немецкую форму оденешь… — серьезно ответил старшина, став на колени рядом с Ваней. — Давай, показывай, герой. Не хватало еще, чтобы кровью истек…

— А он еще по-русски матерился… — пожаловался Иван.

— Да потому что, наверняка, русский, — Науменко зубами разорвал перевязочный пакет. — Так-с, что тут у нас? Да ты в рубашке родился, парень…

Ваня вообще перестал что-то понимать. О том, что русские служили немцам, он помнил, но, все-равно, понятие русско-немецкий диверсант тупо не хотело укладываться у него в голове. Зато очень хотелось свернуть шею некоторым персонажам из его времени, называющих таких людей борцами против коммунистического режима. Над причинами такого желания Иван не задумывался — ему просто хотелось и все.

Дальнейшие события смазались, более-менее пришел в себя Ваня только в расположении отряда.

— Держи… — Симонов отогнул крышку на банке консервов, а потом ткнул ему в руки помятую кружку, остро пахнущую спиртным. — Конина, немецкая. Это как обезболивающее, да и заслужил ты. Это же надо, в первом же выходе, живого фрица взял. Везунчик. Красавец, ничего не скажешь. Но по башке от Сильверстова получишь, это я гарантирую. Ну да ладно. Нам по башке получать, как с горы катиться. Чего кривишься? Больно? Сейчас сестричка придет, заштопает, будешь как новенький…

Иван зажмурился, но сразу же открыл глаза, потому что в памяти немедленно всплыла обгорелая фигурка в кабине самолета, в уши стеганул ее крик.

Руки предательски задрожали.

— Давай, давай… — Симон сам прижал кружку к его рту. — Хлебнешь — попустит. Меня тоже колбасило после первого боя. Как сейчас помню, лежит фриц, полбашки нет, а левым глазом мне подмаргивает…

Ваня глотнул, зашипел от боли в разбитой губе и сипло поинтересовался.

— Ты… ты видел… как она… горела…

— Ты о летчице?.. — Симонов шумно вздохнул, садясь рядом и тихо ответил. — Видел, я же рядом с тобой был.

— И что?

— Ничего, — зло отрезал тот. — Я до хера чего видел. Видел, как детишек и баб в овине сожгли, видел, как наших пленных расстреливали. Сука, как тире, десятками. Рядом был, своими глазами, блядь, видел. И ничего сделать не мог, понимаешь? Не мог, блядь!!! Забудь, ты все равно ничем ей помочь не мог. Не забудешь — свихнешься. Научись, забывать, иначе мозги набекрень станут. Я научу потом, есть методика. Понял, Шустрый?

Ваня стиснул зубы и смолчал.

— Вот он, наш герой… — к палатке вышли старшина и Наумов. — Вы уж заштопайте, товарищ военфельдшер, нашего парня…

— Ванечка!!! — к Ивану с радостным визгом кинулась военфельдшер Курицына. — Жив!!!

Но сразу же застеснялась, замерла и даже отвернулась.

— Вот оно как? — с пониманием хмыкнул старшина, огладил усы и махнул рукой Симонову. — А пошли Саня, чайку заварим, пусть поворкуют голубки.

— Тут шить надо, но у меня же ничего нет, — растерянно охнула Маша. — Ни ниток, ни антисептиков, ничего. И бинтов даже…

— Вот аптечка немецкая, товарищ военфельдшер, — Симонов положил на ящик небольшую коробку. — Тут все есть. Даже эти, как их…, короче, щипцы, какие-то и иголки с нитками…