Александр Дорнбург - Борьба на юге

Кроме этого, в копилку своего сознания, я отложил тот примечательный факт, что немного знаком с Берией. С тем самым, Лаврентием Павловичем. Провокатор и жулик проснулись в нем в детские годы, еще в Сухумском начальном училище. Редкая кража или донос совершались там без его личного участия – прямого или косвенного. В нем весьма гармонично уживаются подлость и мздоимство. Этот молодой мошенник попал в действующую армию у нас в Румынии, чтобы не сесть на гражданке. Мол, рядовой искупит свои прегрешения кровью, война все спишет. Но юный ловкач у нас на фронте долго не засиделся и через пол года слинял оттуда, где-то раздобыв необходимую справку, что он хронически больной и поэтому должен быть демобилизован.

Но все же я его мельком видел, как и он меня. Даже он работал у меня как-то на одном из объектов. А главное, он про меня слышал. Удачно складывается. Нарком Берия будет курировать великие Союзные стройки, а он меня знает еще по молодости, как неплохого организатора строительных работ. Осталось дожить еще до этого счастливого момента лет двадцать, что, учитывая мой нынешний возраст – задача не из легких. Сам же Берия до 1920 года будет играть роль мелкой шестерки на побегушках.

Кстати, о возрасте. Второго шанса что-то не получается. Поляков моложе меня всего на одиннадцать лет. Правда, он уже полковник, в отличие от меня, которому подобная должность совсем не светила. Но сейчас это скорее минус. При царском режиме Поляков мог бы уйти в отставку генералом и прекрасно жить в свое удовольствие на генеральскую пенсию. А сейчас не скажешь, что офицером ты стал случайно, так карта выпала. Из казаков, да еще штабной, да еще полковник! Все в масть! И как мне теперь к красным прибиваться? И стоит ли? Я им бесполезен, а они даже своих не щадят в мясорубке революции.

Так люди, принесшие "красным" победу на фронтах гражданской войны: командующий Первой Конной Армией Думенко, и командующий Второй Конной Армии Миронов, как только дело стало идти к финалу, оба были сразу арестованы и расстреляны. Ибо не чего себе приписывать заслуги коллектива. В частности, принижать гениальное руководство товарищей Ленина и Троцкого. А все достижения репрессированных были приписаны Буденному (вкупе с Ворошиловым) который звезд с неба не хватал и был только одним из безынициативных заместителей Думенко.

Сам же Буденный командовал армией всего в двух компаниях: с поляками, где его ожидал полный разгром, и с Врангелем в Крыму, где основную работу за него сделал знаменитый Нестор Махно, которому обещали отдать Крым под анархистскую республику. Махно, кстати, после дела тоже хотели арестовать и расстрелять. Так что еще не понятно, стоит ли мне к красным лезть. Дураков у них и так переизбыток, а умным там быть очень опасно для жизни.

Сейчас мне, очевидно, требовалось просто выжить. Инстинктивно мне хотелось сесть на поезд и вернуться обратно в Румынию. В штабе 9 армии сказать, что не доехал. Но это тоже не выход. Сегодня 1 декабря 1917 года, как я узнал у администратора гостиницы. 23 февраля – красный день календаря, это у нас разгром Красной Армии от немцев, принятия германского ультиматума и дальнейшее бегство новой власти из прифронтового Петрограда в тыловую Москву.

А это значит, что в Румынии уже долго не просидишь. Фактически одновременно с Брестским миром Румыния заключит свой сепаратный мир с немцами, отдаст Болгарии южную Добруджу и выйдет из войны. Русские войска или будут интернированы и попадут в германские лагеря, или немцы создадут военные части типа того же Дроздовского и погонят их впереди себя, прошибать бреши в обороне большевиков. Все эти варианты меня совсем не устаивают. В плен лучше не попадать. До фашизма и нацизма еще впереди море времени, но уже сейчас немцы относятся к русским как к неразумным животным.

Красный Крест уже работает, посещает наших пленных, так что истории рассказывают такие, что аж дух захватывает. Германские лагеря для военнопленных уже сейчас называют не иначе, как "лагеря смерти". Немцы могут убить пленного, если ты перечишь и не слушаешь приказов, легко могут избить, покалечить, отрезать пальцы, пытать. Пока все это не получило поддержку господствующей идеологии, все сваливают на эксцессы, перегибы на местах, усердие исполнителей. Но пленным от этого не легче. Немецкого языка я не знаю, свою значимость не покажу. На общем основании? Покормят помоями раз в пару дней – уже неплохо. А то ведь и на каменоломни загонят, где и сгинешь. В Африке немцы несколько сотен тысяч душ сгубили буквально за несколько лет, просто потому, что они им там были не нужны. А к чему я им? Зачем меня кормить? Какую пользу им это принесет? Не любят нас немцы. Не уважают. Для них русский – словно и не человек, а так, что-то второго сорта. Дикарь. Казаков же немцы вообще считают кровожадными людоедами, пожирающих немецких детей на завтрак.

На фиг мне такое счастье! А прятаться в Румынии под видом гражданского лица – тоже не вариант. Меня многие хорошо знают как офицера штаба армии, считай, все будут принимать за русского шпиона. А значит, по закону военного времени, просто пристрелят на месте и все.

Так что назад ехать бесполезно, фронт будет ускоренно двигаться сюда. Оставаться здесь? Посмотрим, как вариант. Приободренный, я вышел из гостиницы. Будем осваиваться в этом мире!

Везде была невообразимая сутолока и бестолочь, Киев с внешней стороны, как мне казалось, очень тут изменился к худшему. Меньше, грязней, примитивней. Зато жизнь стреляет фейерверком! Прежде всего, бросилось в глаза, что лихорадочный темп местной опереточной, беспечной и веселой жизни, – бьется и фонтанирует так сильно, как только возможно. В то же время, поражала безалаберность и роскошь этой жизни. Кафе, рестораны, и разные увеселительные заведения были битком полны беспечных посетителей, начиная от лиц весьма почтенных и незапятнанных, во всяком случае, в своем прошлом и кончая весьма странными субъектами, репутация коих и раньше, а теперь особенно, была крайне сомнительна.

Ряд полулегальных кабаре предлагал за большие деньги всё, от паюсной икры до французского шампанского. За столиками, разряженные, подмалеванные и оголенные женщины в обществе многочисленных поклонников, беззаботно проводили время и их веселый говор, смех, стук посуды и хлопанье открываемых бутылок, изредка заглушался звуками веселой музыки.

А над окнами, залитыми светом электричества, на тротуарах и улицах шумела праздная, завистливая, по составу и одеянию, порой чрезвычайно вычурному и фантастическому, пестрая толпа. Все куда то шло, передвигалось, спешило, все жило нервной сутолокой большого города. Весь этот человеческий улей гудел на все лады. В воздухе стоял непрерывный шум от разговоров, восклицаний, смеха, трамвайных звонков, топота лошадей и резких автомобильных сирен. Весьма тут недурно, даже для меня.