Александр Дорнбург - Борьба на юге

На Левом берегу покрытого льдом Дона можно увидеть позиции большевиков. На западе позиции красных банд уже практически выходят на окраины Ростова, они у станицы Гниловской. Недавно оттуда сообщили, что этим тварям, для которых нет ничего святого, удалось захватить сестру милосердия и несколько раненых офицеров. Все пленные были зверски замучены до смерти.

А в Ростове как будто ничего не желают об этом знать! Нервно бурлила городская жизнь. Сказывалась непосредственная близость фронта. Падение города становилось неизбежным, и эта грядущая опасность мощно овладела сознанием всех и насыщала собой и без того сгущенную, нездоровую, предгрозовую атмосферу. Все яснее и яснее становился грозный призрак неумолимо надвигавшейся катастрофы и все сильнее и сильнее бился темп городской жизни, словно вертясь в диком круговороте.

Какое-то отчаяние и страх, озлобление и разочарование и, вместе с тем, преступная беспечность, захватывали людские массы. Отовсюду ползли зловещие, тревожные слухи, дразнившие больное воображение и еще более усиливавшие нервозность настроения. На улице, одни о чем-то таинственно шептались, другие, наоборот, открыто спорили, яростно браня Правительство, военное командование, как виновников нависшего несчастья. Гордо поднимала головы и злобно глядела чернь и городские хулиганы. А на позициях, неся огромные потери в ежедневных боях, число защитников свободы непрерывно уменьшалось. Пополнений и помощи для них не было.

Между тем, в городе уже с пяти часов вечера трудно было пройти по тротуарам Большой Садовой улицы и Соборного переулка из-за огромного количества бесцельно фланирующей публики. На каждом шагу, среди этой пестрой толпы, мелькали, то шинели мирного времени разных частей и учреждений, то защитные, уже довольно потрепанные полушубки, вперемешку с дамскими манто, штатскими пальто, белыми косынками, составляя, в общем, шумную, здоровую и сытую разноцветную массу. Это были праздные, элегантно одетые люди, их веселость и беспечность никак не вязалась с тем, что было так близко.

Словно было два разных мира: один здесь – веселый беспечный, но в то же время трусливо осторожный, с жадным желанием жить во что бы то ни стало, а другой, хотя и близко, но еще невидимый, где порыв и подвиг, где лилась кровь, где в зловещем мраке ночи, беспомощно стонали раненые, где доблестно гибли еще нераспустившиеся молодые жизни и совершались чудеса храбрости и где бесследно исчезали, попадая в рубрику "безвестно пропавших".

Чувствовалось, что люди как-то очерствели и нервы совершенно притупились. Уже не вызывал в душе мучительных переживаний унылый погребальный звон колоколов Ростовского собора, напоминая ежедневно о погибших молодых героях. Каждый день, жуткая процессия тянулась от собора по улицам города к месту вечного упокоения: несколько гробов, наскоро сколоченных, порой окруженные родными или близкими, но чаще всего безыменные, чуждые всем, под звуки траурного марша, но без сопровождения. На кладбищах свежевскопанная земля лежала шеренгами, словно батальоны мертвецов.

Это были те юнцы-герои, кто бросив семью, родное, близкое, одиноким храбрецом пришел на Дон, кто не жалея своей жизни, охотно шел на подвиг с одной мыслью – спасти гибнущую Родину. Но романтические мечты, быстро вытравливали пули, несущие дикий ужас, боль и смерть.

Так красиво умирали юноши, а в то же время, по приблизительному подсчету в одном только маленьком Новочеркасске нагло бездельничало около шести тысяч офицеров. Молодежь вела Россию к будущему счастью, а более зрелые элементы пугливо прятались по углам, всячески охраняли свою жизнь и готовились, если нужно, согнуть шею под большевистским ярмом и снести всякие унижения, лишь бы только существовать. Теплое место под собственной задницей им довольно резонно казалось куда интереснее, чем героические перспективы.

То же самое было и в Ростове, только в гораздо большем масштабе. Недаром же встреченный мной в коридоре гостиницы генерал Корнилов, весьма смахивавший на азиата, коим наполовину и родился, с кислым лицом горько говорил своим сопровождающим:

– Сколько молодежи слоняется толпами по Садовой. Если бы хотя пятая часть ее поступила в армию, большевики перестали бы существовать!

При этом его костистое, чуть скуластое лицо, с бородкой а-ля Николай II выразило искреннюю печаль.

Но, к сожалению, русский интеллигент, везде гонимый, всюду преследуемый и расстреливаемый, предпочитал служить материалом для большевистских экспериментов, нежели взяться за оружие и пополнить ряды своих защитников. Ярко всплывала шкурная трусость.

Растерянность, охватившая высшие сферы, еще крепче засела в обывателя. Одни зайцами запрятались в погреба и шевеля настороженными ушами над уложенными чемоданами, глубокомысленно обдумывали куда и как безопаснее улизнуть из Ростова. Другие готовились с прежней гибкостью позвонков пресмыкаться перед новыми владыками и мечтали быстро сделать красную карьеру. Все ненавидели большевиков, однако, несмотря на это, вместо дружного им отпора с оружием в руках, большинство свою энергию и силы тратило на то, чтобы какой угодно ценой, но только не открытым сопротивлением, сохранить свою жалкую жизнь.

Я поразился, что буквально рядом с гостиницей, цитаделью белых, напротив – у городского сада, совершенно открыто выступал оратор – еврей, вырядившийся в костюм революционного матроса. И все под сенью красных флагов! Как я понял, это агитатор РСДРП от фракции меньшевиков призывал народ бороться с большевизмом. У многих присутствующих здесь же офицеров эта сцена вызывала "взрыв мозга". Они бы с явным удовольствием пристрелили этого оратора. Но – нельзя! Демократия! Она погубит Россию! С другой стороны фронта и рта открыть не дают, сразу к стенке ставят! И кто победит?

Тщетно Атаман Каледин взывал к казакам, но на зов его они не откликались. Уже в казачьих станицах местами начали появляться комиссары, чужие казакам люди, вместо атаманов стали создаваться советы, приказы атамана Каледина на местах не исполнялись. Столь же безуспешны были попытки и Походного атамана генерала Назарова поднять на борьбу с большевиками городское население, в частности, многочисленное офицерство, пассивно проживавшее в Новочеркасске. Все как будто сознавали опасность, но охотников, взяться за оружие, было очень мало. С большим трудом, удалось из всего многочисленного праздного шеститысячного офицерства, сколотить небольшой отряд, меньше сотни, исключительно для поддержания внутреннего порядка и охраны самого города.

При таких непростых условиях вопрос – где найти источник пополнения боевых отрядов, был главный и собой затемнял все другие. В силу этого, все остальное признавалось второстепенным и потому нередко вооружения, снаряжения, боевых припасов, обмундирования и даже продовольствия не хватало именно там, где требовалось, несмотря на то, что в городе было много всего, и оно оставалось неиспользованным.