Александр Дорнбург - Борьба на юге

1. Защищать Дон до последней капли крови.

2. Объявляет себя верховной властью в области войска Донского.

3. Облекает всей полнотой власти Войскового Атамана.

4. Решает немедленно формировать боевые дружины для мобилизации 1-й, 2-й и последующих очередей до всеобщего ополчения включительно; приказывает арестовать и изъять из станиц и хуторов агитаторов и предать их суду по законам военного времени.

5. Мобилизовать работающих на оборону.

6. Сформированные дружины немедленно выставить на фронт.

7. Единогласно просить и настаивать, чтобы генерал Назаров в этот грозный час не слагал с себя полномочий Войскового Атамана и тем самым исполнил бы долг истинного сына Тихого Дона.

8. Учрежденным военным судам приказывалось немедленно приступить к исполнению своих обязанностей.

Вполне естественно, что подобные запоздалые, но крутые решительные шаги Войскового Круга горячо приветствовались всеми защитниками Дона, вселяя уверенность, что буйный Донской парламент стал, наконец, на правильный путь и заговорил настоящим языком. Но не поздно ли спохватились? Сердце сжалось недобрым предчувствием.

Но, не прошло и пары дней, и мы опять узнали, что Круг сдает позиции и ведет переговоры с красными, провоцируя с той стороны новую волну «словесного поноса». В Ростове воцарилось смятение, обычно предшествовавшее панике. Город резко изменил свою физиономию. Еще вчера, как будто бы, ничто не предвещало роковой, трагической развязки, надвинувшейся, как ураган. Едва ли кто предполагал, что атмосфера разрядится так внезапно и непредвиденно.

Еще вчера в штабе, как обычно, обсуждались меры противодействия противнику, строились планы об увеличении боевых отрядов за счет сокращения тыла, а также принудительной мобилизации городского населения, до поздней ночи текла работа и ничто, казалось, не говорило о столь близкой катастрофе. А сегодня панический страх овладел городом. Словно обезумев от ужаса, жители судорожно искали спасения, безотчетно бросались во все стороны, занятые одной мыслью – бежать и спастись, спастись во что бы то ни стало. Дикой казалась мысль, что этот всегда спокойный купеческий город доживает последние минуты своей свободы, что скоро его захлестнет кровавая волна произвола и жестокого террора.

Более того, уже 7 февраля генерал Назаров, учитывая сложившуюся обстановку, не счел возможным задерживать больше Добровольческую армию, о чем уведомил ее командование, сообщив также, что казачество ничем помочь им не может.

В свою очередь, генерал Корнилов, видя, что дальнейшая оборона Ростовского района не даст положительных результатов и может лишь погубить армию, решил увести ее на Кубань, предполагая там усилиться местными казаками и получить новую базу. Однако, как известно, эта надежда не оправдалась. Выйдя в ночь с 8 на 9 февраля из Ростова, плохо снабженная, почти без артиллерии, с небольшим количеством снарядов, без необходимых запасов обмундирования, без санитарных средств, Добровольческая армия, имея в своих рядах около 2500 бойцов, проделала тяжелый крестный путь с тем, чтобы уже через два месяца бесплодных скитаний, в апреле 1918 года вновь вернуться в свою колыбель – Донскую землю. Но, никто из «первопоходников» не знал тогда, что их ждёт впереди.

Не буду рассказывать, что при этом действии мы чуть было не лишились своих коней, так как, каким-то образом узнав о них, к нам во двор заявилось трое офицеров. К моему стыду пришлось стрелять, в правые плечи и в руки. Лошади были нужны и нам, а офицеры тоже готовы были без раздумий применить оружие, чтобы обеспечить себя лошадьми при отступлении. Если бы я стрелял в ноги, то для них это была бы верная смерть, так как они бы тогда не ушли бы от лап большевиков.

Вернее сказать, происходило не отступление Белых, планомерное, заранее продуманное и подготовленное, а было просто неорганизованное, беспорядочное бегство во все стороны, как говорят, куда глаза глядят. Никто не знал, что нужно делать, какую работу выполнять, сидеть и чего-то ожидать или собираться, но где, когда или идти, но куда и как. Многие полагали, что отступление – просто очередная сплетня, пущенная друзьями большевиков с провокационной целью, и категорически отрицали очевидное. Кругом все торопливо носились, все переворачивалось, уничтожалось, сжигалось. К беспорядкам, разумеется, подключились и люмпены, «генералы песчаных карьеров» с городских окраин, ищущие своего места в жизни и кусок масла с икрой на хлеб.

Памятуя о горьком опыте, мы распределили своих лошадей по ближайшим дворам, заплатив за постой небольшие суммы и пообещав забрать их в скором времени. С фуражом пока еще было все нормально.

Большевики уже заняли все подступы к Ростову и, следовательно, каждую минуту могли быть в городе. Это была настоящая орда, какая-то человеческая икра! Она ползёт, ползёт, и конца ей не видно! Но, видимо, красные не решались вступать в город, пока белые его не очистят. Держась наготове, они терпеливо ждали этого счастливого момента.

Уход Добровольческой армии, имел большое психологическое значение: все пали духом, считая сдачу города вопросом ближайшего времени – даже часов. А у нас еще продолжались земляные работы.

Скоро в город вошли красные банды под предводительством кровожадного садиста и маньяка Сиверса, по прозвищу "галмо", что значит – вор. Ростов затаился. Все старались поменьше выходить из дома. В томительном ожидании чего-то нового, охваченный чувством страха, смешанного с любопытством, город будто замер. Улицы опустели. Кое-где на перекрестках группировались подозрительного вида типы, нагло осматривавшие редких одиночных прохожих и пускавшие вслед им замечания из уличного лексикона.

Наступал момент торжества черни. Временами раздавались редкие одиночные выстрелы, а где-то вдали грохотали пушки. То забытые герои-партизаны, не предупрежденные об оставлении Ростова, с боями пробивали себе дорогу на юг. О них не вспомнили. В суматохе забыли снять и большинство городских караулов, которые ничего не подозревая, оставались на своих постах, вплоть до прихода большевиков.

Волков бояться – в хате срать! Я в очередной раз переоделся и выглядел уже настоящим рабочим. С общим затрапезным видом не гармонировало только пальто, к тому же довольно на меня малое, рукава чуть не по локти, но меня калмыки уверили, что это даже к лучшему, так как всем сразу видно, что это пальто с чужого плеча и значит "благоприобретенное". В этом виде я пошел на разведку. Вышел на сухой и чистый, морозный воздух. Не пройдя и пары кварталов города, я встретил прохожего, по виду рабочего, оскаленную улыбкой морду в треухе, который, поравнявшись бросил мне на ходу фразу: