Дмитрий Ра - Баганутый

— А… а?

— Подойди.

Королева нимф послушалась.

— Смотри, — ткнул я пальцем в дерьмо. — Что ты видишь? Высшую расу?

Недолгая пауза.

— Не.

— М… ама…

— Тогда что ты видишь?

— Гоблина.

Я наступил сильнее. Из глаз и ушей червя потекла кровь, и он перестал визжать. Только забулькал.

— Да, Аша. Ты видишь перед собой гоблина. Ничтожную падаль. Ошибку некроморфов прошлого. Таракана, которого противно давить голыми руками. Юркого, шустрого, голодного паразита, не заслуживающего существования. Когда я был в матке, то почувствовал тех, кто сотнями лет порождал эту гниль. Вместе с силой они подарили мне ненависть. И возможно сейчас во мне говорят именно они. Матери, девушки, эльфийки, гномихи, страдающие века… эпохи. Ты!!!

Я гаркнул так, что гоблин булькнул особенно отвратно.

Элизиума не дернулась, посмотрела мне в глаза.

— Моя дочь работает на гоблинов? Собирает с эльфов дань на новых маток? И с гордостью заявляет об этом? Ты! Дочь творца и всевидящей древних кентавров. Ты! Кто ты такая, ответь?!

Меня никогда не разрывала такая злость. Белая, холодная. Я и не знал, что можно так злиться. Голоса и злоба тех, кто ненавидит гоблинов до кипения крови, проснулись в моей голове.

Элизиума посмотрела мне в глаза, перевела взгляд на гоблина, до крови закусила губу и отвернулась. Я почувствовал ее злость.

— Очнись! Очнись и пой, Элиза! Пой, я сказал! Папа явился все изменить! Ах-ха-ха!

Эхо моего голоса разнеслось по всей цитадели зла. Хотя… зла ли? Тараканьему логову…

Я рассмеялся и провернул ногу в кишках. Гоблин пискнул последний раз.

Мы молча смотрели на булькающий кусок мяса. Аша вздохнула, посмотрела на Элизиуму:

— Ну… как-то так.

Валькирия не могла выйти из своего специфического шока. Она открыла рот, закрыла. Проморгалась, села на пенек, как после десяти лет в трудовой каторге.

— Нам конец… конец… же? Да, мам?

— Ну. Может да. Может не.

— Не может быть «не», мам. Нашей жизни конец. Мы убили гоблина.

Я не обращал внимания на нытье. Огляделся, молча подошел к столешнице с полочками. Судя по мусорнице, здесь должно быть что-то вроде… Ага, вот. Я вытащил мешок очень похожий на полиэтиленовый, но все же с какими-то фэнтезийными отличиями. Вернулся к гоблину, молча стал упаковывать дерьмо.

— Что ты делаешь, отец? — опустошенно спросила Эла.

Аша вопросов не задавала. Она помнила меня.

— Как что? — удивился я. — Веди меня в своей центр.

Тишина.

— Прости, отец? Что?

— Веди меня на свою работу. Там же есть шпили?

Тишина.

— Нет.

— О, да-а-а.

— Нет-нет-нет. Мама, нет же?

Аша посмотрела на меня. Вздохнула. Посмотрела на дочь и… улыбнулась.

— Мама, нет! Нет-нет-нет!

Пока мы шли к машине, я быстро расспросил Ашу о современном мире. Узнал, что хранители стали ниже воды и тише травы. То ли пропали, то ли затаились. Доган единственный, с кем она редко общается, но он никогда ничего лишнего не говорил.

— А некроморфы?

— Говорят, что вымерли. Их магия не ужилась с современным миром. Тела распадаются…

— А что с магией то?

И то, что я услышал мне понравилось. Магия действительно уходит из Варгарона. Она, как разочарованная богиня, увидела, что творится в мире и, махнув на прощание, ушла прочь… в иные миры. Куда-то туда… далеко. А почему понравилось? Так потому что из меня магия пока никуда не делась. Я был долго законсервирован сильными чарами, и так быстро меня не ослабить. Да, я чувствую, будто протекаю. Кап… Кап… Я теряю что-то важное и очень нужное. Поэтому нужно спешить.

Элизиума обреченно плелась позади нас, но держала гордую осанку. Это хорошо. Хоть она и говорит, как сопливая девчонка, я чувствую в ней противоборство. В ее душе что-то оживает, увеличивается. О да, расти высоко-высоко. Говорят, что дети превосходят своих родителей. Это было бы… интересно.

Аша всю дорогу странно смотрела на меня:

— Ты сильно изменился, Трайл.

— Ты тоже.

На этом все. Мы подошли к магакару или как там его. Сели. Еле-еле поместились втроем. Да еще и вонючий мешок впритык.

— Тесновато тут с вашими крыльями. Неужели Королева нимф и валькирия не умеют летать? Вам они для красоты?

— Не. На полеты нужно разрешение. Гоблинам не нравится, что кто-то выше них.

— Ну вы и тряпки.

— Не.

И хихикнула.

Аша оживала. Моя старая добрая Аша оживала. Вот ради таких моментов и стоит жить дальше и вытворять всякую дичь.

— Элизиума? — посмотрела я на дочь, втыкающую в прострацию. — Тебе не скучно?

— Что это значит, отец?

— Тебе не скучно существовать? Года, века? Неужели ты не променяла бы все это на год жизни?

— Я… не знаю, как по-другому. Таких как ты больше нет, отец. Они все остались в легендах и детских сказках. Я что-то чувствую… не могу понять что.

Я решил блеснуть вековечной мудростью:

— Ты чувствуешь огонь. Он разгорается и скоро будет пылать. Я позабочусь об этом.

Едрить меня семеро философов. Вот что значит сотни лет проспать в консервной банке с самим собой.

— Мама, ты какая-то странная. То есть… еще страннее, чем обычно.

— Не.

— Вот об этом я и говорю, мам. Ты разве не боишься?

Аша долго не отвечала, выкручивая руль-оленьи рога и поворачивая на перекрёстке пустого ночного города. И все равно умудрилась не уступить дорогу какому-то разбибиковшемуся хмырю на главной дороге. Я высунулся из окна, махнул тонированному стеклу, мол «извини, мужик. Женщина за рулем страшнее обезъяны с гранатой». Вроде увидел, поморгал фарами, похожими на рождественские шарики.

— Не боюсь, Эл.

Элизиума замолчала. А я стал нагло рассматривать все прелести своей дочери. Ну… а чо? Красивая же. Твою мать, какая же красотка. Вся в меня.

— Отец, ты меня… разглядываешь?

— Не, — резко отвернулся я.

Спалился. Неудобно-то как.

Аша многозначительно посмотрела на меня. Я улыбнулся болванчиком. На удивление, не почувствовал от нее осуждения. Так, легкое любопытство. Блин, как хорошо, что никто не узнает, что я жесткий извращенец, поглядывающий на дочек. Ну а херли? Я знаю ее только один день. Да и тешит меня мысль, что я — лишь душа, переселяющаяся из тела в тело. По сути, Ашу, точней Нимфу, поимел Реордан, а я сейчас вообще Ваулур. Меня просто заставляют называть ее дочерью. Хотя… очень странно, но я вижу в ней себя. Какие-то мимолетные движения, привычки. Хотя бы то, что она постоянно накручивает себе на палец волосы. И смотрит иногда так, что хочется провалиться сквозь землю. Словно рентген, сканирующий душу космическими глазами. А глаза и правда космические. Даже не знал, что такие бывают. Если приглядеться, то в них можно увидеть что-то яркое и в огромных количествах. Переплетение звезд.