Марик Лернер - Делай, что можешь [litres]

– Хотя ты прав, прежде мала была, теперь покажу место. Пусть знает, а то мало ли что случится со мной.

– Что вы такое говорите, мама, – испуганно сказала Катя.

– Когда придет конец, никто не знает, – совершенно спокойно выдала, – то Бог решает, и не нам беспокоиться. Но ты не думай, – уже сыну, – у меня и приданое готовится, – прозвучало с гордостью. – Все есть, что положено.

– Я понял, – только и произнес.

Действительно, словил мысль. Переубеждать бесполезно, как и рассказывать о процентах на вклад. Один раз крепко обожглась, второй раз бесполезно уговаривать. Проще отслюнявить часть очередного гонорара и поступить по-своему. Золото тоже хорошо, но говорят, валюта растет в цене постоянно, и удобно иметь долла́ры.

– Большое спасибо, матушка, за помощь и заботу о нас, детях твоих.

Она очень похоже на Катю заметно зарделась. Вряд ли прежде слышала слова благодарности, тем более от него. Прежний Николка воспринимал заботу и затрещины само собой разумеющимся, ну вроде как погода. Бывает разная, однако от него ничуть не зависит.

– Коль, а Коль, – сказала сестра вечером, когда, помывшись после очередного захода по извлечению картошки из земли – сезон (слава погоде, закончил огород и все перетаскал в подвал), собрался завалиться спать. Жили они в одной комнате, точнее, спали. Бывал он здесь лишь по ночам, вечно занятый по хозяйству или собственными проектами.

– Чего?

– А с растениями ты тоже можешь, – утвердительно сказала Катя. Она сидела на соседней койке и внимательно наблюдала. – Такое и раньше было, но не так заметно. А сейчас в огороде все овощи большие и красивые.

– Ну не так, как с людьми, – пробурчал я, не видя смысла таиться и вытягивая с наслаждением ноги. Прежде Николку приходилось заставлять мыться, но у него иное воспитание. Всегда перед сном споласкиваюсь. – Неудобно и тяжело с каждым клубнем возиться. Я просто трогаю и точно знаю, надо ли подкормить и чем. Кому навоза, кого отпрыскать от насекомых медным купоросом. Ну, как-то так.

– А меня научить колдовать можешь?

– Не-а. Не выйдет. Оно по женской линии передается, а получается исключительно у мужчин.

– Как у наследника было?

– У кого? – в очередной раз не понял, видимо, общеизвестное.

– Ну, у Алексея, который сын Николая Кровавого.

Хм… В первый раз слышит про болезнь у сына. Царя-то вечно полощут в газетах за прошлое.

– Гемофилия, – объяснила, старательно выговаривая. – Кровь не останавливается.

– Не сворачивается?

– Ну да, – подумав, согласилась.

А, это дело знакомое. Такие люди долго не живут.

– У царя была жена с таким заболеванием? – переспросил, не веря ушам. Они тут совсем дебилы? Не зря свергли, ох не зря. Монарх обязан думать о стране и подданных, а если наследника нет – смута неминуема. – А этот… Алексей живой?

– Помер пару лет назад.

– Ну и бог с ними, – сказал, машинально крестясь. В таких случаях тело все проделывало само, без малейшего участия ума. – В целом да, наследственность по тому же принципу, но лечить умение полезное в отличие от этой гадости. Загибаться в ближайшие лет пятьдесят не собираюсь, хотя знать про себя сложно. Не посмотришь со стороны, где болит. Чисто по ощущениям, а это не всегда дает хороший результат.

– Так ты б его смог на ноги поставить?

– Нет. Врожденное убрать невозможно. Если б у меня не от болезни было, а таким родился, нипочем бы не поумнел. – Его невольно передернуло. – Хотя, – честно поправился, – здесь не все так просто. Иногда получается. Сердце там с дыркой или губа заячья. Можно зарастить, и дефект станет незаметен. Есть шанс, не хватает мне знаний. Короче, сам не знаю. Учиться мне надо, и серьезно.

– Да, – задумчиво согласилась Катя. – Вот теперь тебя понимаю гораздо лучше.

– А если так – расскажи сказку!

Это была давняя традиция, причем, как выяснил теперь, половина ее повествований на ночь оказалась чистой выдумкой или изумительно отредактированными текстами, имеющими очень мало общего с реальными. Сначала Катя читала все подряд, потом пересказывала Николке, расцвечивая богатой фантазией. Она любила придумывать и порой сама верила в свои байки, хотя они никогда не касались окружающей жизни. Даже как-то поделилась мечтой стать знаменитой писательницей. Потому стенографией очень прилежно занималась и училась печатать на машинке. С недавних пор перестала на ночь делиться очередной историей. Стесняется, что ли. В отличие от прошлого он не просто стал слушать, но и был способен ткнуть носом в нестыковки.

– Ты уже не тот Николка! Спишь без сказок!

Мне по-настоящему интересно. Фантазия у нее буйная, и куда потечет очередная сказка, никогда заранее не известно.

– Я – это я. А ты – это ты. Начинай!

Подушка прилетела в голову без промедления.

– А придется, – швыряя назад, заявляю. – Кто ж тебе еще поможет с памятью?

– Стоять! – приказным тоном прозвучало из соседнего переулка.

– Здравствуйте, Иннокентий Васильевич, – послушно замирая, говорю. – Как спина, не беспокоит?

– Ты мне зубы не заговаривай! – рыкнул околоточный, выплывая грозным видением. – Куда идешь?

– В город. – Уточнять на всякий случай не стал. Ну его, докладывать о регулярном общении с потенциально нелояльным государству и правительству типом.

– А это что? – полез в корзинку. Достал огурец и смачно откусил. – Ну и о чем говорили с девицей Свариной?

– С кем?

– С рыжей!

Вот так, куда не сунься, все видят.

– Веснушки ей мешают, избавиться хочет.

– Так чего на улице?

– А мамка ко мне не велит. Боится.

– Дуры, – авторитетно заявил полицейский. – И одна, и вторая. Такая пикантная девочка, – посмотрел внимательно, – ты у меня под юбку к ней залезть и думать забудь!

– Да ну, – честно кривлюсь. – Это ж оженят в момент, а оно мне надо? В заводском поселке найти проще и безопаснее.

– А подцепить не боишься чего? Или вылечишь?

– Это смотря что и не запущено ли, – моментально отказался.

Недавно в энциклопедии прочитал про сифилис и позднюю стадию, очень впечатлился. В моем мире такой гадости не существовало. Точнее, было, но вполне излечимо и до провала носа не доходило. Но мне с таким сталкиваться не доводилось даже в молодости. Постоянные профилактические осмотры с детства и прививки позволяли убить большинство опасных заболеваний. Во всяком случае, подобного рода. А грипп по-прежнему уносил сотни тысяч каждый год. Без изучения патологии браться нельзя. Недолечить гораздо хуже, чем отказаться. Пусть этим… сальварсаном пользуются.

– Мне проще. Я такие вещи вижу. Сроду на бабу не залезу, не посмотрев.

Судя по задумчивому лицу работника охраны граждан, он не прочь кой-кого проверить.