Андрей Шопперт - Колхозное строительство 7 [СИ]

— Не решила пока. Ты рассказывай. Чего там Чёрный паук?

— Он бросился на Гарринчу и почти достал до мяча — вернее, даже достал, коснулся кончиками пальцев. Но Манэ в тот день был в ударе. Ударил не в девятку, как думал паук, а пониже.

— В восьмёрку?

— Пусть в восьмёрку. Мячик залетел в ворота, ударился о заднюю штангу и выкатился назад, прямо под ноги пауку. И тот со всей силы запулил его на трибуну. Прямо в руки твоей бабушки.

— Чего она? Отдала пауку? Брр.

— Нет, она никому не отдала, билась за него как лев. Тьфу, как львица.

— Мы такие, Оливейры.

— Баба Маша потом пришла на пресс-конференцию и попросила меня расписаться на мяче.

— Вон на том, коричневом?

— Да, так мы и познакомились.

— А она сейчас где?

— Ну, они с твоей мамой поехали добивать Англию.

— Добьют?

— Кто бы сомневался.

— Хорошо! Давай дальше про паука.

— Дальше мяч пинали все кому не лень. А потом меня сбили в штрафной «Динамо».

— И ты забил?

— Нет. Забил вратарю Яшину наш вратарь Йонас Баужа.

— Как так? Перебил через всё поле?

— Нет, он бил пенальти. Вратарь вратарю. Представляешь?

— Представляешь.

— Забил и гордым пошёл назад, а по дороге сальто сделал.

— И вы выиграли?

— Нет. Это только начало игры. Потом они нам два мяча забили. Один — Численко, второй — Сёмин.

— Ничья?

— Нет, матч ведь кубковый был. Пенальти били.

— Победили?

— К сожалению нет. Там ведь паук.

— Да. А ты, деда, ведь чемпион?

— Чемпион.

— Правильно! Мы, Оливейры, такие.

Старики на демонстрации несут плакат: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство».

— Вы что, рехнулись? Когда у вас было детство, товарища Cталина ещё на свете не было!

— За то и спасибо.

— Ты, Пётр, знаешь, что сказал Хрущёв авиаконструктору Яковлеву, когда тот опубликовал мемуары о своих встречах со Сталиным?

— А должен? — нехороший вопрос.

— Должен. Вот что сказал: «Вы кто, конструктор или писатель? Зачем книжки пишете?», — погрозил пальцем и добавил: — «Вы конструктор — вот и занимайтесь конструкциями. Для книг есть писатели, пусть они и пишут. А ваше дело — конструкции…»

— Так Хру…

— Оставь болезного. О тебе разговор. Ты — конструктор человеков. Ты, бля, должен создавать людей завтрашних. Коммунистов, патриотов, пахарей. Вот с детей правильно начал. И преступников канал рыть тоже правильно отправил. И всё! Ты тут больше полугода — да год скоро уже. И что, чего сделал? Поднял производство железобетонных конструкций в два раза, увеличил производство кирпича в три раза, в полтора раза увеличил производство тракторов, построил пятьдесят домостроительных предприятий с нуля, сейчас вот табачное производство совместное с пиндосами, как ты их называешь, организовал. Да, в Павлодаре организовал производство «виллисов». Тут производство музыкальных инструментов, опять с этими пиндосами, наладил. Вертолёты вон производить будешь. Какое слово чаще других сейчас в моей хвалебной речи звучало? Сиди, молчи! «Производство»!!! Опять тебе говорю в третий раз: бросай подменять предсовмина. Замечательный у тебя предсовмина республики, Масымхан Бейсебаевич Бейсебаев. У него опыта в пять раз больше, чем у тебя. Шестьдесят лет. Разы — скажешь? Да, при тебе тут всё крутится. Всё в разы растёт. Возможности у тебя другие, да и с головой вроде дружишь. Потому и разы. Молодец. Орден буду рекомендовать дать тебе к годовщине.

— Спасибо, скоро вешать некуда будет, — Пётр и вправду в третий раз уже слушал эту отповедь от мамонта.

— Заслужил — носи. Потом отнимут, как у меня, да и ещё у кучи народу. Вот. Реабилитацией займись. Есть ведь у тебя тут всякие раскулаченные несправедливо, за «колоски» отбывшие — это твоё. Партия виновата — партия исправит. И про тех, кто не дожил, вспомни. Им всё равно, если того света нет — а дети сейчас думают: стыдно, отец-то враг народа. А будут знать, что хороший человек.

— Да, Георгий Максимилианыч, сам собирался! Но нельзя же в одной республике. Во всём Союзе надо, и очень аккуратно. Ведь и настоящих врагов хватало — и они живы до сих пор. Семичастный и Шелепин с Хрущёвым многих зря освободили.

— Тяжёлый вопрос. Слышал про твои стычки с Шелепиным по этому делу. Я сам из таких. Захотели — наградили, захотели — врагом объявили, потом снова наградят. Вот и занимайся, найди людей. Организуй. Можешь ведь. Нужное дело.

— Молотова дадите на это дело?

— Ух ты! С козырей зашёл. Почти восемьдесят ведь ему. Старый. Но живчик, видел недавно. Да чего уж! Уговоришь — забирай. Просит в партии восстановить — восстанавливай. С Шелепиным сам разберусь, если зудеть будет. Только Вячеслав Михайлович — фигура…

— Создам комитет при ЦК по реабилитации. Секретарём ЦК. Пойдёт?

— «Создам»! Новый культ личности тут развёл. Знаешь, что Карл Маркс про это написал?

— Карл Маркс писал про культ личности?

— Темнота! Вот все вы, нынешние, такие — классиков не читаете. Карл Маркс про всё писал. Глыба.

Маленков хитро улыбнулся.

— В докладе у меня было, потому запомнил. Карл Маркс говорил в письме известному социал-демократу Вильгельму Блосу о неприязни своей ко всякому культу личности. Он писал, что никогда не допускал огласки многочисленных посланий, в которых превозносились его заслуги, и которыми ему надоедали из разных стран, — и даже никогда не отвечал на них, разве только изредка за них отчитывал. А ты говоришь. Глыба!

— Георгий Максимилианович, с репрессированными — понятно. Займусь. На самом деле ведь, по всей стране пора. Только очень тщательно — не огульно, как Шелепин с Хрущёвым. А, может, чего подскажете по воспитанию людей? Нет у Маркса?

— Дурак ты, Пётр! У него всё есть. Читай. Но вопрос твой оценил. С тройным дном вопросец. Наслышан про твои методы — пороть и к позорному столбу привязывать. А пори! И привязывай. Тут Азия, привыкли тут люди к этому. Только с умом. Мусульмане-то и так не шибко пьют. Ты смотри только, палку не перегни, национальную рознь не устрой. Будут милиционеры-казахи пороть алкашей-русских, слухи поползут. Аккуратней. Ты вообще-то знаешь, почему беседы с тобой такие веду?

— Ну, старшие товарищи…

— Опять дурак. Да потому, что ты лучший. Чуть тебя подучить и подправить — и цены тебе нет. Остальные в республиках, да и половина в самом Политбюро — карьеристы и горлопаны. Потому и вожусь тут с тобой. Всё, Пётр Миронович, завтра улетаю в Монголию. Теперь сам. Долго ещё будешь железом блестеть?

— Месяцев пять.

— Ох, ни… себе! Ну, держись. Самолёт правильно отдал.

— Так ведь…

— И правильно купил. Время — самое ценное. Дашь до Монголии долететь?

Сидят два наркомана, курят косяк, один спрашивает: