Александр Плетнёв - Цепкие лапы времени [litres]

– Вот видите, – глаза Брежнева блестели. Затем он что-то прикинул, слегка покачавшись в кресле, видимо примеряя на себя смысл, засомневавшись, – так может, это просто ностальгия по молодым годам? Я бы тоже тряхнул бы… с удовольствием.

– Может, – не стал спорить Терентьев, – только знаете… почему-то по гитлеровскому периоду у них ностальгии нет. Самое досадное, что сейчас и наши люди этого «счастья» не осознают. И не поймут, пока сами не попробуют. Не обожгутся.

Мы там достаточно сытно жили. Не без проблем, конечно, но… Автомобиль – это так, повозка, почти расходник, глядя на сегодняшний автопром. Полные прилавки.

А идеи нет. Впрочем, и сейчас уж не так верят в идеалы коммунизма. Разве нет?

Наверное, можно придумать новые лозунги. Только люди устали от просто лозунгов. Раньше в Союзе (замечу, в прежние годы) была правильная пропаганда: на Чкаловых, на Гагариных, а ныне…

Терентьев вдруг отвлекся, тем более что и Брежнев, махнув рукой – де, «погоди», потянулся за сигаретой, долго возясь с зажигалкой, глазами показывая: «ты тоже давай, давай – для маскировки. Зайдет строгая медсестра – курит гость, а мне категорически нельзя».

«А и пусть порадуется. Что ему бедолаге-то тут осталось?»

Задымили. Взяв паузу.

«Так что там, сбился с мысли, по поводу героев ибн примеров для подражания? Может, я уж такой старый циник, но, по-моему, у нас там, в XXI веке в России новых героев нет. А те, что есть, не дотягивают. Или мы по-другому жить не привыкли – обязательно великие устремления подавай?

Национальную идею.

Иначе жизнь не имеет смысла?

В теме национальной идеи… существующая в цивилизованных странах гедония потребительского комфорта и тем более примитивная самоцель “богатство ради богатства” ведет к духовному обнищанию.

Некогда объединяющая коммунистическая религия (идеология) была дискредитирована ее же выродившимися адептами, а полноценное возвращение к истокам, стоит заметить, не самым отдаленным – христианству, православной вере, в наш научно-просвещенный цифровой век слабоактуально. По крайней мере, без серьезных, могущих снова толкнуть людей в лоно веры катаклизмов и судьбоносных ударов (куда, кстати, вполне вписывается и экспансивно-агрессивное проникновение чуждого нашему менталитету Аллаха).

Американцы через свой Голливуд продвигают геройство одиночки, спасающего мир, хотя и вопят порой: “Мы команда”. А я все удивлялся, почему у них зачастую вместо красивого образно-объемлющего названия фильма, некоторые киноленты называют тупо по имени главного героя. Героя, что характерно, напрочь вымышленного. Какие-нибудь “Джон Картер”, “Джон Уик”, “Джек Ричер”, в придачу к солдату “Джейн” и рядовому “Райну”. Это что, так у них прививают пассионариям – соверши подвиг и твое имя увековечат? Создавая и своего рода нарицательность?

Хотя и в отечественном кинематографе были и “Бровкин” и “Перепелица”, тот, что “Максим”.

Не оттуда ли и у советской военной агитки растут ноги?

Персонификация героя, чтобы любой винтик-рядовой отождествлял и себя с ним».

– Да уж, – прорезался покряхтывающий голос, – привезли вы нам дурную весть. Знаешь, что с такими вестниками делали? То-то! Так что смотри. Знаю, знаю, кто во власть полез – молодежь наша комсомольская. Захотели обормоты новой сладкой жизни для себя, дорвались до кормила! Или это трагедия извечная… как там его – Тургенев? «Отцы и дети». Хоть бы как, лишь бы не так, как батька? А?

И не дав даже сообразить, что ответить, вероятно, не особо и требуя, стал сыпать вопросами:

– И когда мне? Того-этого? Или не знаешь? Врешь, поди? Все жалеете старика. Да с такими новостями, что вы привезли, либо раньше помрешь, либо снова в строй, чтоб не допустить!

Что безобразия в стране творятся, знаю. Ты тоже застал прилавки пустые по своему малолетству? Про нынешнее «твое» не спрашиваю – кормят с Кремля. А там в вашей России? Так уж и изобилие? Или как на Западе – все есть, но цены́ не сложишь – кусается? Успели мне уже показать фильмы цветные из будущего. А сам что скажешь?

Брежнев говорил со всеми его «кхе», «хм» и прочими шамкающими, кряхтящими паузами. Пусть и частил, но место подумать у Терентьева оставалось:

«Вот и пес его знает, что тут ему скажешь… доходчиво и по сути – как там у нас в России?

Я-то буду отталкиваться от своих палестин: в городах люд живет – так, а глубинка, может, и прозябает. Наверняка для каких-то слоев пенсионного населения та же коммуналка – тяжелое бремя. С другой стороны, слышал, что нередко старики поддерживают на свою пенсию детей и внуков.

Ну? И как, в какой коннотации сейчас все это ему объяснить, чтобы коротко, сравнительно с теми и этими реалиями, зарплатами и прочими прожиточными минимумами?»

Вспомнил, как подростком в восьмидесятых выстаивал очереди, принося домой «наборы»… вкусные [103] От автора. Не знаю, как в других городах, но там, где жил я, местный мясокомбинат «выбрасывал» в розничную сеть так называемые «наборы»: представляли они собой килограммовые пакеты с говяжьими или свиными костями. После обвалки на костях оставалось местами мясо, что вполне годилось в употребление. Как сейчас помню: несколько «наборов» – в скороварку, всё это подавалось с пылу с жару, посыпав крупной солью, вооружившись ножом, срезая едабельные кусочки, выбивая из говяжьих мослов вкуснейший костный мозг. Наверное, сейчас можно позлословить: де «выбрасывали точно собакам», но удивительная память до сих пор хранит самые аппетитные ощущения. // Что характерно, «говяжий» стоил 70 копеек, но содержал мало мяса. В «свиной» (40 коп.) фасовщики вкладывали необработанные жирненькие рёбрышки, что было самым желанным (слово «холестерин» тогда и знать не знали). .

И «россиянию» – мясистые бройлерные окорочка… не вкусные.

И уж было открыл рот – попытаться ответить на поставленный вопрос, да прервали.

Сначала сунула нос медсестра, осуждающе зыркнув на терентьевскую сигарету (Ильич с неожиданным проворством свою успел спрятать). Затем в дверях нарисовался один из топтунов-помощников:

– Леонид Ильич, междугородний. Вы просили, если позвонит Щербицкий, вас предупредить.

Брежнев взял телефонную трубку, дождался соединения.

– Володя, здравствуй, дорогой… Я знаю… Это и мое решение… Так будет лучше.

И еще минуты три слушал, хмурился, односложно «дакая» и «некая». Попрощался, отбил. И после еще несколько минут хранил, как показалось, удрученное молчание.

«Разбудил» его опять помощник:

– Леонид Ильич. Там Георгий Карпович приехал.

– Кто? Цинев? Я не вызывал.

– Но он очень просит… настоятельно.

Наверное, это была какая-то наглость – Ильич изобразил на слегка «провисшем» лице целую гамму чувств – фирменные брежневские брови, словно индикаторы, отыграли на удивленное «вверх» и тут же в гневное «вниз»: