Андрей Булычев - Тайная война [СИ litres]

Полковник отошёл к середине строя и приложил к своей треуголке руку:

– Благодарю вас за службу, егеря! Спасибо вам, братцы!

– Рады стараться, Вашвысокблагородие! – рявкнул разом подобравшийся солдатский строй.

– Ведите людей на отдых, подпоручик, – обратился он затем к Лёшке. – Пусть солдаты отсыпаются и отдыхают, я распоряжусь в интендантстве, чтобы вам порцион на этот месяц в два раза увеличили. А ко мне явитесь через три дня с подробным письменным рапортом обо всём том, что произошло за эти два месяца, и со списком на поощрение всех отличившихся. Можете быть свободны!

Барон задумчиво смотрел вслед небольшой воинской колонне, уходящей с площади. Затем, как видно отбросив свои думы и вернувшись к реальности, он тяжело вздохнул и направился к парадному входу в здание. Ему и многим людям в нём предстояла теперь титаническая и многодневная работа.

Нужно было разобрать все добытые егерями бумаги по их степени важности, сделать с них копии, а затем отослать оригиналы в северную столицу с курьерами. Причём самые важные из них нужно было отправлять в самом срочном порядке. Через два дня в Санкт-Петербург отбывал Григорий Потёмкин. Ему-то и предстояло передать самой государыне и её императорскому совету архиважную переписку Блистательной Порты с Австрийскими Габсбургами.

Особенно интересным из общей почты был отдельный пакет с инструкциями для посла Османской империи в Пруссии. Из него и из тех бумаг, что предназначались для посла в Вене, можно было видеть, с какой тонкой изощрённостью шла сейчас эта тайная война сразу нескольких государств, направленная против России. Её явный и прямой противник, Османская империя, за спиной у которой стояла могущественная Франция, активно искала союза с Австрией, своим вечным соперником на Балканах. Более того, из захваченных бумаг становилось ясно, что между этими двумя странами была заключена тайная конвенция, в соответствии с которой австрийское правительство брало на себя обязательство любыми средствами, в том числе и военными, добиться возвращения Османской империи всех крепостей и территорий, захваченных русскими войсками. Турция же, в свою очередь, за услуги обещала передать австрийцам Малую Валахию и выплатить огромную субсидию в 10 миллионов пиастров золотом. Причём три миллиона, как следовало из этой переписки, были ими уже переданы в качестве задатка.

Османскому послу в Пруссии настоятельно рекомендовали проявить настойчивость и сделать всё, чтобы расстроить союз короля Фридриха с русской императрицей Екатериной. Ресурсами для этого посольство не ограничивалось, и то золото, которое ехало в каретах, предназначалось как раз для того, чтобы «смягчить» позиции некоторых важных сановников в свите прусского короля. Особенно ценным были ссылки визиря на состоявшуюся недавно встречу в Нейштадте прусского короля и австрийского императора Иосифа II с представителями от Османской империи, которые предложили им обоим стать посредниками при заключении русско-турецкого мирного договора, разумеется, на условиях Турции.

Для того чтобы ограничить влияние России в Причерноморье и на Балканах, ей предполагалось навязать мирный договор по образцу Белградского 1739 года, где она, победив в войне 1735–1739 годов, приобрела лишь небольшую территорию у Днепра. По нему ей запрещалось вовсе иметь свой военный и торговый флот на Азовском и на Чёрном морях, а вся торговля могла вестись лишь только с использованием турецких кораблей. Этот договор был победой французской тайной дипломатии. По своему существу он ликвидировал все военные завоевания России и лишал её выхода к Чёрному морю. И по этому же пути и сейчас предполагалась пустить теперь уже «екатерининскую» Россию.

– Ну-ну, – усмехнулся полковник, перечитывая очередную копию донесения военного министра Габсбургов, перехваченную турками, – «полная дислокация военных сил из Нидерландов к границе с Валахией ранее лета 1773 года никак не представляется возможной». Предлагается ограничиться перемещением нескольких полков от Вены к Дунаю с демонстрацией военной угрозы правому флангу русской армии Румянцева.

– Как всегда, интриги, интриги и много золота! Надеюсь, в высоких кабинетах Санкт-Петербурга не глупые люди сидят, и они всё же сумеют распутать все эти клубки, чтобы не обесценить кровь русского солдата, – и барон переложил копию в толстый пакет с пометкой «Срочно!».

Егеря отсыпались и отъедались за все эти последние трудные месяцы. Никто их особо не беспокоил. В овраге возле учебного полигона ими ещё летом была сложена из чистых буковых брёвен, а затем частично врыта в землю аккуратная банька. Крышу она имела тесовую, низкую, с земляной насыпкой на чердаке, а дощатый её пол был в больших щелях для стока воды и с набросанным поверх него сеном для духмяности. Прямо под крышей у неё было небольшое оконце для света и для выгонки дыма. Швы между брёвен солдаты тщательно законопатили мхом, а внутри сложили из крупных камней голышей огромный очаг. Трубы и, соответственно, выхода дыма наружу он не имел. Так что топилась эта банька по-чёрному, очень быстро разогреваясь и долго удерживая внутри себя тепло. И вот теперь егеря десятками по очереди ныряли в её жаркую парную темноту. Мылились все тут же на лавках внизу, где было чуть прохладнее. Парились на сбитых из «незанозистой» доски полк ах вениками, запаренными тут же в шайках. Для солдат, вымотанных тяжёлым физическим трудом, баня с «охаживанием» себя разогретым веником была одновременно и наслаждением, и жизненной необходимостью. Она глубоко очищала кожу, выгоняла с обильным потом из пор соли, облегчала боли в натруженных мышцах и суставах, смягчала дыхание. Тут же сверху, на жердях, прожаривали и одёжу, не давая расплодиться в ней платяным вшам.

– Эх, кваску бы ещё сюда! – мечтательно щурился Макарыч, сидя в предбаннике и прихлёбывая из своей глиняной кружки травяной взвар. – Домом пахнет, так и кажется, что тятя сейчас крикнет: «А ну-ка, Ванька, поддай парку, чаво это ты на скамье снизу притулился?» Засмеётся и прибавит ещё: «Баня без пару – что щи без навару!»

– Да-а, баня она такая! – поддержал пожилого унтера Тимоха. – Бывалочи тоже у себя так намашешься-то энтой косой на сенокосе, что даже и руки-то выпрямить бывает невозможно. Так и ломит, так и ломит их, када разогнуть вдруг всхочешь. Вот тут-то ужо только та баня и есть лекарь! Отпаришься в ней как следует, и всё-ё, и уже далее жить мо-ожно.

– Ага-а, – протянул Федька, расчёсывая своей пятернёй заросшую густым чёрным волосом грудь, – а потом-то как отлежишься порядком, отопреешься да обсохнешь на сеннике, глядишь в щель, а к ночи-то уже и девки в не такую жаркую парную идуть. Ох, и хороши те девки после бани-то, ммм, – аж промурлыкал, зажмуривая глаза, Цыган.