Сергей Васильев - Император из стали Книга 5я: Стальная империя

— С половиной, — усмехнулся тот. — Угля-то у нас не в полный груз, специально облегчались!

Взвыли вестингаузовские турбины, вращая генераторы General Electric, и русский крейсер словно бы взлетел из воды, совершая широкую циркуляцию на перехват оставшихся без поддержки японских крейсеров. Все его восьмидюймовки зашевелились в предвкушении грядущей мести.

--

(*) Реальная технология, примеренная в Первую мировой войну на русских броненосцах со старыми сорокакалиберными орудиями. Скорострельность главного калибра, разумеется, снижалась, зато действие новых снарядов по цели, особенно на дальних дистанциях, стало не в пример лучше — «Гебен» тому свидетель.

Историческая справка:

Адмирал Иессен — земляк автора. В годы Русско-японской войны начальник Отдельного отряда крейсеров эскадры Тихого океана. Возглавлял русскую эскадру в бою в Корейском проливе. Адмирал Иессен уникален уже тем, что он — почти единственный из участвовавших в ней российских флотоводцев! — не погиб в ходе Русско-японской и не попал в плен. Выдержав тяжелейшее сражение с превосходящими японскими силами и потеряв крейсер, он сумел спасти два других своих корабля и привел их во Владивосток

Петр Иосифович Серебренников — Участник Цусимского сражения, командир "Бородино". Во время боя он был тяжело ранен (ему повредило шею и оторвало кисть правой руки), но даже на операционном столе он «ни на минуту не терял сознания и все время отдавал распоряжения, интересуясь ходом боя и ободряя команду». В молодости состоял членом морского кружка Военной организации партии «Народная воля» в Кронштадте. В 1874 г. вместе с мичманом В.Н. Миклухой гардемарин Серебренников распространял нелегальную литературу и намеревался оставить военную службу, чтобы примкнуть к «хождению в народ». После разгрома Военной организации «Народной Воли», оставил революционную деятельность

В то же время — у Цапличьей лагуны

Шальной шестидюймовый снаряд, долетевший аж до противоположного берега Амурского залива, лопнул у прибрежных камней, подсветив фигуры непрошеных гостей. Японские сигнальщики пока не поняли, что потревожившие их русские — не воинская часть и даже не казачий разъезд, а всего лишь двое сотрудников русской контрразведки, один из них — филер, выслеживающий связную майора Фуццо Хаттори, а другой — прикомандированный к нему прапорщик Степан Степанович Гордеев, едва оправившийся после ранения, но выдернутый из госпиталя, как знаток японского языка.

— Вот ведь беда, ваше благородие, — прошептал филер, обратившись к офицеру по-старорежимному, — следили за девчонкой, а тут целый батальон нехристей.

— Максимум — взвод, — автоматически ответил прапорщик, снаряжая последними патронами Маузер К96, именное оружие, вручённое лично полковником Потаповым в награду за похищенные из японского штаба документы. — Эх, знал бы, что столько стрелять придётся, взял бы с собой вещмешок. У тебя как?

Филер крутнул барабан револьвера и грустно усмехнулся…

— Пусто…

— Тогда так, служивый, — Степан вдруг засмущался, что второпях забыл даже спросить имя контрразведчика, — бери обеих лошадок и намётом — до ближайшего поста или разъезда. Думаю, что наши уже увидели иллюминацию и сами спешат сюда. Ты им подскажешь, где искать гостей, а я пока с ними побеседую по-свойски….

“Эх, Степан-Степан, — прошептал про себя прапорщик, провожая глазами юркого не по годам филера, — везёт же тебе на приключения. Из огня да в полымя. Кстати, насчет пламени…” Над заливом грохотало и сверкало непрерывно. В трех или четырёх местах занималось зарево. Казалось, что колесницы Зевса спустились с небес и раскатывали по волнам Золотого Рога и Амурского залива. “Пора и нам пошуметь!” — скомандовал себе Гордеев, передернув затвор, и рывком бросил себя из-за спасительного укрытия вправо по прибрежной тропинке. Десять шагов, приглядеться, развернуться и сделать быстро пять выстрелов в сторону противника, на ходу изображая стрельбу пачками целого отделения. Потом такой же маневр в другую сторону. Ну вот, кажись и всё… Теперь только кулаком грозить и камнями бросаться.

Кусты шевельнулись неясной тенью и под ноги разведчика упала галька.

— Эй, солдатик! — услышал прапорщик насмешливый девичий голос, — живой?

— Кто там? — полушепотом ответил Гордеев, отбросив бесполезный маузер и судорожно схватившись за шашку.

— Единственный, кто может спасти тебя от героической гибели.

Кусты еще раз чуть качнулись… Прапорщик готов был поклясться, что никто к нему не подбегал и не подползал, только рядом вдруг материализовалась лесная кикимора. Во всяком случае, именно так рассказывала о них маленькому Стёпушке бабушка: мол, кикимора мала, тонка, с большой головой, длинными руками, короткими ногами, у неё выпученные глаза, мохнатые лапы, рожки, хвост, она покрыта перьями или шерстью. Ещё бабушка говорила, что Кикиморы обыкновенно невидимы, неугомонны, быстро бегают и могут общаться с людьми человеческой речью. Единственно, о чем умолчала бабушка — это про оружие лесных жительниц. Существо, присевшее на одно колено рядом с прапорщиком опиралось тоненькой рукой о короткий кавалерийский карабин. Всё остальное совпадало. Большая голова, из которой торчали сухие веточки, мохнатая, будто покрытая мхом, шкура и глаза… А вот они были вполне человеческие, смеющиеся и совсем не страшные. Но Гордеев увидел их не сразу, а когда “кикимора” легким движением руки откинула закрывающую всё лицо вуаль, наклонила голову и внимательно осмотрела прапорщика…

— Не ранен?

— Кто вы? — Гордеев говорил это, понимая, что произносит самую большую глупость, какую только можно выдумать в его положении.

— Урядник Юдина, ваше благородие, особый взвод ночных охотников, — насмешливо представилась “лесная жительница”.

И прапорщика будто тюкнуло в темечко, а память услужливо вытащила из закромов прогремевшее год назад на весь Дальний Восток награждение героических казачек, защищавших Благовещенск во время восстания ихэтуаней, и слухи, что все они до единой приглашены императором в его личную охрану.

— Не задели? Ну слава Богу! Отдохните, Ваше благородие, теперь мы повоюем…

Только теперь прапорщик заметил, как слева и справа от него бесшумно появлялись и перемещались вдоль тропинки неясные тени, слышалось сосредоточенное сопение и клацанье передёргиваемых затворов.