Алексей Янов - Крест на Крест

— Слушаюсь, государь!

Закончив с водными процедурами, мы поднялись по наружной лестнице, укрытой расписной крышей, на второй ярус хором, где в горнице нас уже дожидался исходящий паром стол, а рядом с ним кучковались приглашённые боярином гости — друзья, соседи и родственники.

Первыми зашли в помещение мои телохранители и бесцеремонно «обшмонали» всех присутствующих. Гости боярина восприняли эту процедуру без возражений, с молчаливым пониманием происходящего. Телохранителям было от чего «зверствовать», уже не первый год как был принят и в закрытом режиме только для посвящённых действовал закон, согласно которому, в случае успешной попытки покушения на жизнь и здоровье государя, приведшей к летальному исходу, все телохранители государя в таком случае подлежали немедленному приданию смертной казни. Кстати говоря, как только я выбрал посетить именно Пантелея среди массы других предложений, два отделения телохранителей тут же отбыло в поместье вместе с посыльными боярина. Они же, помимо всего прочего, проконтролировали на кухне процесс приготовления пищи. С моей стороны это не было навязчивой идеей или манией преследования. На самом деле для меня существовала реальная опасность. Далеко не всем по нраву пришлось усиление и возвышение Смоленска. А, к слову говоря, Византия и Западно — Римские осколки распавшейся империи были весьма искушены в убийстве неугодных императоров, прочих правителей и влиятельных деятелей. Этих обстоятельств не стоило сбрасывать со счетов.

Сняв при помощи боярских слуг верхнюю одежду, я прошёл мимо застывшего собрания местных вельмож и бухнулся на лавку во главе стола. Жестом руки я приказал всем последовать моему примеру. Боярин Пантелей на правах хлебосольного хозяина с моего разрешения умостился по правую от меня руку, потеснив моих сопровождающих.

За длинным П — образным столом набилось так много народу, что яблоку было негде упасть. Все присутствующие на пиру с любопытством кидали на меня заинтересованные взгляды. Старались они это проделывать незаметно, но когда речь идёт о сотни человек и все тебя желают получше рассмотреть, то ты невольно и ежесекундно ловишь на себе десятки взглядов. В таких случаях, под перекрёстным вниманием окружающих, начинаешь чувствовать себя вроде как женихом на собственной свадьбе. Особенно меня напрягали оценивающие взгляды женщин и молодых незамужних боярских дочек. В Смоленске, если я не в гостях, а нахожусь у себя в апартаментах, такого пристального и всепроникающего внимание к своей персоне давно не испытываю. Как — никак, но в моём окружении все друг с другом не первый год знакомы. Здесь же полно абсолютно мне неизвестных людей и каждый норовит заглянуть в рот. А в рот было, что положить. Стол «трещал» под грудами различного жаренного, варенного, копчённого мяса, рыбы, грибов, пирогов и «тонул» во всевозможных напитках — квасы, кисели, пиво, вино, водка и другой мною неопределённой «бодяги». Но напитки я употреблял только свои, опасаясь травонуться местными сивухами. За моей спиной неотлучно присутствовали несколько слуг, которые, на вроде сомилье, наполняли мои бокалы из заранее припасённых напитков в бочонках.

Поужинавши, стараясь не обжираться, я поудобнее откинулся на спинку кресла и стал рассматривать участников застолья. Их внимание сейчас было рассеяно выпитым алкоголем и появившимися скоморохами с гуслярами, на меня уже не так пристально обращали внимание. Мой взгляд постоянно останавливался, цепляясь за прекрасный лик девушки. Она тоже одаривала меня своим вниманием и просто чарующим взглядом. Эта была брюнетка с вполне себе европейскими чертами лица и смугловатой кожей. На Руси такой фенотип довольно редок — красок для волос здесь нету, да и моды на загар тоже.

Я на ухо спросил у хозяина «вечеринки» о сём прекрасным, неземном творении.

— Девица сия незамужняя, 16–ти лет, из боярской семьи Андрона Ладимирича. Зовут ея Анастасия.

— А какого роду — племени этот боярин?

— По отцу словенского корня, но мать его гречанка из поповской семьи. Греки сии царьградские. Прибыли и осели на Руси после захвата Константинополя латынцами три десятка годов тому назад.

— Вот, что сделаем, Онуфрич! — наконец решился я. — Вы продолжайте гулеванить, а я подышу свежим воздухом у тебя на гульбище. И приведи туда, только тихо и без особой огласки эту самую Анастасию.

— Всё равно все, всё, об ентом узнают, государь, как не скрывай!

— Плевать, но всё — таки постарайся всё проделать по — тихому.

— Попробую сполнить, Владимир Изяславич.

Гусляры «лабали» своими инструментами что — то залихватски весёлое. Скоморохи прыгали как обезьяны и ходили на руках. Многие из гостей мероприятия уже повылезали из — за столов и пытались подражать средневековым клоунам. Другие, разбившись на группы по интересам о чём — то с жаром галдели. Кто — то общался сидя за столом, а кто — то притулился около стен. В общем, веселились все знатно. Моё исчезновение из горницы прошло почти незамеченным.

На балконе оказалось ветрено. Солнце уже зашло, но небосвод всё ещё оставался светел. Больную часть неба вместе с луной перекрывали плотные облака. Из травы трещали кузнечики, где — то вдали лаяли собаки.

За моей спиной скрипнула приоткрывшаяся дверь. Она вошла вместе с усилившимся гулом от гуслей, свирелей и дудок, внутри хором народ продолжал «зажигать».

— Здравствуй государь. Ты меня звал? — выглядела Настя вблизи ещё более неотразимо. Меня к ней потянуло словно мощным магнитом.

— Здравствуй Анастасия! Ты слышала о любви с первого взгляда?

— Нет… не очень понимаю, о чём ты говоришь…

— Любовь это такая заразная болезнь…

— Государь, ты что — то заговариваешься, — она с искренним удивлением и недоумением уставилась на меня.

— А что это ещё такое, как не болезнь. Сама посуди, как я тебя увидел, то у меня сразу поднялся жар, пропал аппетит, да что там… весь мир поблек и без тебя стал не мил.

— Вот ещё…, — Настя задумалась, переваривая полученную информацию. — Но ведь у тебя есть жена!

— Сердцу не прикажешь! — я принял безвольную позу и тоскливо пожал плечами.

— И что мне делать? — она, похоже, искренне захотела мне помочь.

— Прямо через гульбище можно пройти в мою опочивальню. Может близость с тобой меня сможет излечить…

— Но…, — она замялась, не зная как поступить. Я ей помог — взял за руки и впился в её уста сладким, проникновенным французским поцелуем. Прижав её к стене, мы целовались несколько долгих минут, а мои руки изучали все её упругие округлости.

— Вот! Мне стало ещё хуже! Пойдём быстрее отсюда, спальня рядом.

Настя молча стояла со слегка ошалевшим видом. Не в силах больше сдерживаться, я подхватил её на руки и чуть ли не побежал в свои покои.