Алексей Янов - Орда

— Государь, — вмешался Никон, — ты не сказал, что с полонёнными клобуками делать будем?

На реке Рось в сотне километров к югу от Киева, по решению киевских князей, издревле селились «чёрные клобуки». Это собирательное название, состоящее из целого конгломерата «замиренных» степных народов, таких как берендеи, торки, печенеги, коуи, турпеи, половцы и др. Город Торческ, например, был основан торками и являлся одним из опорных центров обороны южного порубежья Киевского княжества от «диких» степняков. Сейчас надобности в этих поселениях я не видел. Кипчакские степи были всерьёз обескровлены монголами, половецкие кочевья, в массе своей, обращены в пепел. Поэтому все эти земледельческо — скотоводческие посёлки клобуков и отчасти уцелевшие степные зимовища половцев, вольготно раскинувшихся на богатейших, плодороднейших чернозёмах, я планировал начать заселять русскими и прибалтийскими колонистами, вводя эти пастбища «Дикого поля» в пашенный севооборот. Излишне беспокойным нашим степным соседям, как «окультуренным», вроде клобуков, так и не очень, вроде половцев, вполне себе подойдут неспокойные Приволжские степи восточного пограничья и Придунайсие земли на западной границе — там им будет самое место!

— Переселим клобуков вместе с семьями в военные поселения в Приволжские степи, там они будут использоваться в качестве лёгкой конницы. Нечего им и далее под Киевом сидеть!

Как и планировалось на третьи сутки, ещё в предутренних потёмках оглушающе громко «заговорили», правда, пока в «щадящем режиме», шимозамёты…

Вместе с обстрелом в стане киевлян вспыхнули не только пожары, но и началось повальное дезертирство. Мобилизованные для обороны столицы горожане с городских стен не первые сутки наблюдавшие за осаждаемым столицу войском «северян» уже в полной мере успели осознать всю бесполезность и даже вредность какого — либо сопротивления. Враг им казался абсолютно неодолимым, слишком многочисленным, прекрасно вооружённым и организованным. Эти многочисленные рати, так и излучающие блеск и силу, только одним своим грозным видом поражали киевлян на повал. Ну и вполне сложившееся у этого войска репутация брала своё. Скрываясь в дыму вспыхнувших пожаров и начавшейся неразберихи ополченцы, с оружием в руках, без спросу и в массовом порядке оставляли свои посты на крепостных стенах. Где тайно, где шествуя в открытую по улицам города, они стекались отдельными группами и целыми подразделениями к главной вечевой площади на Подоле.

К этим плохо вооружённым людям присоединялись прочие киевляне, всерьёз напуганные начавшимся обстрелом и вспыхнувшими негасимыми водой пожарами.

То и дело из волнующейся, словно штормовое море, гневной толпы, раздавались то ли крики, то ли призывы к действию.

— Владимира — великим князем! — взревел во всю глотку какой — то голосистый киевлянин. Тут же «взрывалась» вся площадь, следовало куда более мощное и громогласное: — Любо!!!

Не проходило и пары секунд, как вновь слышались одиночные выкрики.

— Владимира Смоленского на киевский престол! — а в ответ согласно и дружно грохотало: — Владимира!!!

— Долой Михаила!

— Долой!!!

Вечевая площадь, где разворачивались эти эпохальные события, меньше чем за пару часов впитала в себя чуть ли не всё взрослое население Киева. И вся эта заведённая речёвками, разгорячённая толпа, под непрестанный, громогласный рёв, подзуживаемая эхом раскатистых громовых залпов пушек и разгорающимися пожарами, особенно сильными у городских стен, спешно двинулась к Золотым воротам. Киевляне спешили их отворить приступившим к столице войскам, благо эти ворота не обстреливались. Смоленский государь, как известно, слыл ценителем прекрасного, а потому не захотел понапрасну разрушать главные парадные ворота окольного города.

Из отварившихся Золотых ворот показалось столичное духовенство с образами, хоругвями и святыми мощами, возглавлял их сам митрополит. За ними тянулись встревоженные толпы испуганных людей, народ крестился, посматривая то на приближающееся к ним войско, то на купола церквей. К воротам подошли первые пехотные коробки, в чёрных блестящих панцирях и шлемах, вооружённые длинными копьями, бердышами и луками. Горожане сразу расступились, колоннам войск входящим в город казалось, не будет конца. В отличие от пехоты смоленская кавалерия не спешила входить в город, свободно и легко гарцуя в полях вокруг Киева.

Как только мне доложили, что Подол занят и полностью взят под контроль, я вместе со своей сотней поскакал к Золотым воротам. Меня там по — прежнему стоически дожидались горожане с духовенством. Завидев несущуюся к ним крылатую латную конницу, киевляне буквально остолбенели от страха. Тут митрополит что — то прокричал, духовенство принялось осенять себя крестами, а весь народ попадал на колени.

Я вплотную подъехал к коленопреклонённой толпе, от неё отделился тысяцкий Дмитр Ейкович.

— Государь Владимир Изяславич! Милости твоей просим! Не губи нас и наш град! Бери Киев и княж городом и нами! — из толпы раздались одобрительные восклики.

— Хорошо! К вам у меня претензий, обид нет! Воевали вы против меня не по своей воле! — толпа мигом ожила и радостно загудела. — Но отныне вы будете жить в моём государстве и по моей правде, а потому приказываю всем расходиться по домам и разоружаться, оружными могут быть только мои вои!

Услышав мою волю, толпа без каких — либо возражений стала таять прямо на глазах.

— А с тобой митрополит, мы позже поговорим, как только возьмём Гору с Михаилом. Сейчас идите и успокаивайте народ!

— Слушаюсь, государь! — грек Иосиф, до назначения на русскую митрополию бывший епископом в Никее, смиренно склонил голову и степенно, вместе с белым и чёрным духовенством, вернулся в окольный город.

После мирного занятия нашими войсками Подола, расположенного у подножия Горы, им теперь предстояло штурмовать непосредственно сам детинец — или, как его здесь называли киевляне — Гору. На Горе располагались княжьи терема, дворы бояр, церкви и монастыри. Город, или Гору, окружали каменные стены, построенные Ярославом (отсюда второе название — Город Ярослава), который соединял их мостом, переброшенным через овраг близ церкви Святой Софии.

Гора величаво возвышалась над Подолом, и с её стен Михаил, а вместе с ним и все его запершиеся в Городе бояре и простые воины, имели прекрасную возможность наблюдать за происходящим внизу, у подножия детинца. Они видели, как киевляне впустили в город смоленские войска, тут же «затопившие» собой все улицы и переулки. Удивительно, но пришельцы вели себя мирно, не чиня над горожанами никакого насилия. А теперь запёршиеся на Горе воины, во все свои глаза смотрели на устанавливаемые смолянами у оврага баллистические установки, метающие негасимый «греческий огонь». Вкупе, все эти факторы, всерьёз подтачивали решимость запёршихся на Горе людей сопротивляться захватчикам.