Дмитрий Евдокимов - Игра на повышение [litres]

А так я успел перехватить улорийцев еще на их территории, обложил со всех сторон разъездами легкой кавалерии, перехватывавшими всех гонцов, разведчиков и просто любых отделившихся от основной массы войска солдат. Плюс постоянные засады и провокации, нервирующие противника и выбивающие из его рядов по пять-десять человек. Сейчас в лесу время от времени раздавались едва слышимые здесь звуки стрельбы и разрывов гранат – это разведчики Лукошкина терроризируют улорийский лагерь. Янош будет последним дураком, если завтра не отдаст приказ выбираться с лесной дороги, и варианта у него будет только два. Короткий, через «порченые земли», являющиеся обыкновенным нефтеносным районом, и длинный, через равнину и речку Славицу. Какое бы решение он ни принял, я буду готов к встрече в удобном мне месте. Нужны более масштабные акции. Если за время похода мы выбьем у врага всего две-три тысячи солдат, это нам не сильно поможет.

Тут я обратил внимание, что уже некоторое время звуки далекой ружейной пальбы перекрываются более мощными раскатами пушечных выстрелов, причем происходит это где-то восточнее, позади основных сил армии Улории. Выходит, это люди Захарова раздраконили фрадштадтцев до такого состояния, что те прибегли к помощи пушек? С одной стороны, это хорошо, что такая реакция, с другой же – ядрами они палить не станут, а картечь – она и в лесу картечь, от нее в кустах не спрячешься. То есть потери могут быть и у нас.

Примерно через полчаса звуки боя начали было стихать, чтобы вскоре вспыхнуть с новой силой уже ближе к нам. Черт побери, как же не хватает радиосвязи! Что там происходит?

Ясность наступила только с рассветом, когда в овражек вернулись сначала бойцы Лукошкина, а следом и группа Захарова. Их ночные смены окончились, наблюдение за противником было передано кавалерии.

– Случайно все получилось, ваше сиятельство! – возбужденно рассказывал о случившемся поручик Захаров, между делом приканчивая сухой паек. – Рядовой Ильин у нас самый молодой, нервы не выдержали – пальнул с перепугу, когда у нас со спины вдруг чужие всадники появились. Оказалось, это те фрадштадтцы и улорийцы, которых вы в Россоши велели в казармах запереть. Одежду и оружие мы у них забрали, так они кто в чем, на разномастных лошадках, кое-как вооруженные, помчались предупреждать своих!

– Не ждал я их так быстро, – досадливо поморщился я. Думал, что надолго вывел этот отряд из игры, а оно вон как обернулось. Видать, сильно уязвило их такое поражение, заставило мчаться если не в погоню, так к своим, предупредить об опасности.

– Ничего страшного, ваше сиятельство! – радостно воскликнул поручик. – Эти доходяги стали палить в ответ на выстрел Ильина, а фрадштадтцы решили, что их атакуют с тыла – своих-то они в этих оборванцах далеко не сразу признали – и подняли тревогу. А уже через пять минут одни островитяне с таким ожесточением бились с другими, что любо-дорого было наблюдать! Даже пушки выкатили, принявшись сечь лес картечью! Я людей убрал оттуда, чтобы не рисковать понапрасну, перевел на другой конец лагеря, а тут, безо всякой разведки, улорийские кирасиры появляются! Ну, я-то и подумал: с той стороны удачно получилось, почему бы и с этой не попробовать? Дали мы залп на обе стороны – и в кусты. А за спиной у нас новая битва развернулась. Правда, здесь они побыстрее разобрались, не так много народу положили.

– Эх, всегда бы так! – Лукошкин от восхищения цокнул языком, вызвав взрыв всеобщего веселья у обеих вернувшихся со смены групп. Настроение в коллективе хорошее, и это радует. Раз бойцы смеются, значит, верят в благополучный исход дела, а это очень важно.

– Потери есть? – поинтересовался я, когда смех утих.

– Никак нет, – радостно осклабился Захаров, – троих легко зацепило, сущие царапины!

– Отлично, просто отлично! А потери противника оценить можно?

– Думаю, до полутысячи человек общие потери. Больше всех досталось отряду из Россоши – вооружены они были кое-как, а по ним картечью били.

Капитан Лукошкин прав – всегда бы так! Действительно, очень красиво получилось, хотя и не планировалось заранее. Этакий удачный экспромт. Но против нас воюют не дурачки, больше на такой фокус не купятся, нужно придумывать что-то более хитрое.

К полудню я с основной частью разведчиков переместился в следующий промежуточный лагерь. Следить за вражеским войском и кошмарить его в процессе передвижения остались многочисленные разъезды гусаров и уланов, мы же остановились в ожидании решения, которое должен был принять король Янош. Дальше пойдем туда, куда он повернет армию, а в том, что он не станет до самой границы идти через лес, сомнений практически не было – собственное бессилие в борьбе с назойливым и все время исчезающим противником должно было выводить любителя больших сражений из себя. Да и останься улорийцы на этой дороге, через день у них неминуемо возникла бы проблема с переправой через Славицу: мост там один, и сомнений, что мы его уничтожим, уже ни у кого остаться не должно. Если уж хотели проскочить быстро и без помех, нужно было это делать сразу после битвы под Россошью, чтобы мы опомниться не успели.

Сегодня улорийцы наводнили лес вдоль дороги людьми, чтобы обеспечить безопасность пехоты, в течение двух часов выбиравшей из грунта рогульки. Зря они так, препятствовать расчистке дороги мы больше не собирались, а сокращать вражеское поголовье можно было и за счет людей из охранения. Чем наши гусары исправно и занимались.

После полудня же Янош повернул армию к северу, вывел на равнину, и ситуация изменилась. Король заставил фрадштадтцев соединиться с основной массой войск, и теперь противник двигался компактно. В разведке же и охранении улорийцы стали использовать достаточно большие отряды кавалерии, так что причинять им вред без риска понести ощутимые потери становилось проблематично.

Узнав об изменении тактики, я отдал приказ держаться в пределах видимости, но не беспокоить и столкновений избегать. Пусть думают, что нашли противоядие, глядишь, успокоятся, расслабятся, снова поверят в свою неуязвимость. Так продолжалось до конца дня. А ночью… Ночью я пошел во вражеский лагерь.

Вернее, пошли втроем – с Лукошкиным и унтер-офицером Кузьминым.

Это было чистой воды безумием, и я не испытывал абсолютно никакого удовольствия, рискуя своей собственной жизнью и свободой. Но в то же время мне было жизненно необходимо самому посмотреть на устройство лагеря противника, послушать его, прочувствовать настроения и взаимоотношения людей. Как говорится: лучше один раз увидеть самому, чем сто раз услышать в чьем-то пересказе. Важной может оказаться любая мелочь, и ничьи глаза и уши в таком деле не заменят моих собственных.