Юрий Иванович - Сила Внушения

— Не всё. Частично. Да и то многое всплывает только время от времени. Надо очень сильно на избранном моменте сосредоточиться, тогда вспоминается. Кусочками. Иногда — всё. Порой даже книги дословно могу цитировать, энциклопедии, учебники, наставления по боевым дисциплинам нападения и самообороны.

— Тогда понятно, как ты того бугая в машине отключил! — встрял спасённый Санькой Шпильман со своим комментарием. — Да и главного бандита срезал монтировкой на удивление ловко. Наверное, и остальных мог успокоить?

— Легко, дядь Миша, легко! — похвастался парень. — Но не хотелось вас лишать удовольствия отомстить.

— Спасибо! — искренне поблагодарил майор, безжалостно пристреливший всех четверых грабителей. — Вдобавок, как говорят в посёлке, ты всех наших хулиганов играючи отшлёпал?

— Ерунда, не стоит даже упоминания, — отмахнулся парень. — А, возвращаясь к вашим вопросам… Кусочки будущего вижу даже в двадцатых и тридцатых годах следующего века. Но… они уже вряд ли достоверные. Потому что уже наши здесь посиделки меняют будущее кардинально. А если мы воспользуемся правильно известной мне информацией, то изменится всё. Вплоть до событий, намечающихся через две, три недели.

— И кем ты…

— А чувствую себя всё тем же Санькой, который безумно любит Анастасию Бельских, которая в той, подсмотренной жизни стала мне женой.

Скорей всего именно это, приземлённое, чисто житейское признание, заставило собравшихся окончательно поверить в то, что парень таки остался нормальным, понятным человеком, которому житейское ничего не чуждо. Да и майор Шпильман своими словами добавил простого, мужского одобрения в характеристику парня. Его как бы признали равным в своей среде. Только вот чисто командные функции в своей компании, принятие окончательных решений, как и последующие действия, фронтовики распределили между собой, а от юноши лишь требовали точную информацию. Вернее, детальное подтверждение уже имеющейся.

Потому что у них в головах не укладывались страшные факты о некоторых, довольно известных личностях:

— И этот тоже?!

— Неужели завербован?!

— Вот прямо-таки три подвала полные картин и раритетов искусства?!

— Сам лично расстреливал?!

— Как она могла?! Она же женщина!

И всё это шипящим, заговорщеским шёпотом.

В прошлой жизни Киллайд научился говорить. Научился убеждать, акцентируя внимание на самом важном. Научился оперировать фактами и склонять аудиторию к нужным выводам. И всё это не зависело от количества и качества слушателей. Даже таких слушателей, как отец и его боевые побратимы.

То есть говорил негромко, но весьма информативно. В том числе по персоналиям некоторых из собравшихся лиц. Сумел в прошлой жизни докопаться: когда и кто пытался убрать, или убрал того или иного человека. Обращался к конкретному гостю и перечислял все готовящиеся на него гадости. И тут же давал верные советы, как от этих неприятностей избавиться, нанося превентивные удары. Вываливал компромат на тех подлецов, которые могли помешать как нынешнему, так и дальнейшему существованию всё того же конкретного побратима.

Много говорил. Долго. Уже и рассвет занялся в полную силу. Уже и женщины стали просыпаться и готовить завтрак, а мужчины, запершиеся в светлице, всё дискутировали, уточняли, распределяли, выпытывали, согласовывали… и прочее, прочее, прочее. При этом все понимали, насколько огромный риск им предстоит. Но никто не засомневался, никто не увильнул, никто не начал хитрить, намереваясь остаться в стороне.

И только теперь Киллайд понял, почему эти люди (пусть часть из них) в прошлой жизни, во время сентябрьского ареста в этом доме, отстреливались и не подчинились требованиям сложить оружие. Они слишком много знали, и уже давно, подспудно ожидали травли со стороны приспособленцев, сволочей и оголтелых предателей, укрепившихся во власти. И не смогли стерпеть арест товарища, отдав его на поругание в мрачные застенки особого отдела.

Увы! Честных и принципиальных людей в стране Советов уже давно и организованно преследовали, подставляли, загоняли в лагеря за малейшее криво сказанное слово, за простейшие попытки критиковать руководящие органы. Да и во время войны подобные гонения не прекращались, а уж после её окончания, вспыхнули с новой силой. Гордых и независимых победителей, орденоносцев, фронтовиков, покорителей Европы, вновь пытались загнать в стойло беспрекословного повиновения. И загоняли. И загнали в прошлой жизни. И никакие попытки некоторых отдельных бунтарей не смогли сломать систему тотального угнетения.

А вот сейчас, имея на руках массу уникальной информации, предоставленной Киллайдом, появлялся шанс кое-что подправить, устранить властные перекосы, вернуть именно народу возможности на самоуправление, особенно на местах. О чём Александр и заявил в финале, подводя некоторые итоги, и всё-таки пытаясь оставить за собой последнее слово:

— Пусть партия оставляет за собой право определять внешнюю политику страны, проблемы обороноспособности, координация деятельности крупные промышленных гигантов, общее руководство в воспитании подрастающего поколения, контроль за образованием. Всё остальное в своих руках должны сосредоточить существующие на местах Советы. Народ сам выберет председателей горсовета и горисполкома, а уже те назначат начальника милиции, как и все сопутствующие им структуры. А то со временем может случиться, как в начале двадцать первого века: в этой стране милицию переформируют и переименуют в полицию.

— Как так?! — тут же понеслись изумлённые восклицания. — Почему?! Кто посмел?!

— Да вам и самим понятна разница, — ухмыльнулся Александр, но всё-таки пояснил: — Милиция, это органы, созданные из представителей народа. Точнее из наших соседей, которые лучше всех готовы защитить свою родную улицу, свой район и знают все их криминогенные сложности. То есть она обязана создаваться на местах и контролироваться всё теми же народными Советами. Она и сама заинтересована защитить именно нас, именно всех, кто живёт рядом. Тогда как полиция, это чисто государственное образование, созданное для репрессий, тотального контроля за инакомыслящими и для угнетения народа. Потому что назначенный сюда начальник, сам будучи родом из какой-нибудь далёкой республики или из другого региона, станет выполнять только указания из столицы. Вдобавок он постепенно создаст вокруг себя землячество, скооперируется с уголовными элементами и с ещё большим энтузиазмом станет гнобить местное население. Ведь всё оно для него — чужое! Читай как — вражеское. То есть даже сам факт переименования — уже страшное преступление против своих сограждан.