Юрий Иванович - Сила единения

Честно говоря, об этом человеке Киллайд с тех пор ни разу и не вспоминал. Поэтому изрядно удивился: что это делает в Москве директор и преподаватель нескольких дисциплин, если каникулы зимние у школьников давно кончилось?

Но тот уже и сам объяснялся, высказываясь иносказательно в присутствии незнакомых ему людей:

— Никогда представить себе не мог, что со своей инвалидностью продвинусь куда-то выше своей работы в школе. Да и вообще!.. Но в последние две недели, все словно с ума посходили! Из Москвы потребовали самого лучшего педагога, чтобы работать в комиссии по улучшение образовательной системы нашей страны. Вот за звание самого «лучшего» и началась настоящая война в районо и облоно. Чуть до смертоубийств не доходило среди начальственных чиновников, настолько каждому из них хотелось попасть в столицу. Хе-хе!.. Ну и тут, совершенно неожиданно общество фронтовых побратимов выдвинуло мою кандидатуру. Причём главным козырем явился именно ваш небывалый уровень знаний, с помощью которого два вундеркинда поступили в этот храм знаний и науки.

Настенька мило засмущалась, стараясь не коситься на супруга:

— Да какие с нас вундеркинды…

— Самые лучшие! — непререкаемо оборвал её Калинчук, и азартно продолжил своё повествование: — А ведь Союз Фронтовых Побратимов у нас сейчас — это силища невероятная! Так что против их предложения — ни один чиновник возразить не смог. Увы! И я тоже не смог отказаться от такого партийного поручения, как ни изворачивался. Даже ссылки на постоянные боли в культе не помогли. Наоборот, — они уже выходили на улицу, и Егор Анисимович склонился к уху парня, многозначительно добавив: — После того как отругали, пообещали помочь с лечением. И приказали сразу по прибытию обратиться именно к тебе, Александр. Мол, ты в курсе, что и как…

Киллайд прекрасно понял, кто и для чего протолкнул надёжного, честного ветерана в столицу. Как и тот факт, что уважаемому инвалиду надо срочно помочь, облегчив страдания. Поэтому быстро распрощался с Дороговым, которому было идти в другую сторону, и радушно прокричал:

— Раз такое дело, то прошу к нам в гости! Заодно и поужинаете у нас. А ещё лучше, и заночуете. Потому что свободная комната для гостей у нас есть.

Кричать на улице приходилось по вполне простой причине: зима! Под нарастающий вой ветра, усилилась вьюга. Всё более крупные и колкие снежинки впивались в лицо, так что просто прогуляться по скрипучему снежку и поболтать о новостях с малой родины, никому бы и в голову не пришло. Разве что однорукий инвалид, не совсем уверенно чувствуя себя на скользком тротуаре, поинтересовался:

— И далеко идти?

— Всего лишь десять минут! — успокоил его Шульга. — А если бегом — то две, три минуты!

Рассмеялись все втроём потому, что мешающие сугробы, в том числе и на тротуарах, никак не располагали к пробежкам даже молодых и шустрых. Так и двинулись дальше, выкрикивая короткие фразы, которые относились скорей к вопросам общего характера:

— И как вам тут в Москве живётся?

— Нормально! Учимся — не мучимся!

— Хулиганы не пристают?

— Пусть только попробуют! Ха-ха!

— И никаких проблем?

— Не-а! Разве что недавно неприятность была: в доме напротив газ взорвался. Ну и у нас в гостиной все окна вышибло.

— Точно! Я про этот случай в газете читал…

Прошли примерно полпути, когда на перекрёстке с перпендикулярной улицей им глаза ослепило фарами ревущего, несущегося на приличной скорости, грузовика. Он вроде и не собирался поворачивать, мчался прямо. Хотя и выглядело всё глупо и несусветно: вдруг перекрёсток оказался бы занят иным транспортом? Или пешеходы бы оказались на проезжей части? Слишком большая скорость.

Она и сыграла с тяжёлым грузовиком нехорошую шутку. Ледяной сугроб чуток подкинул одну сторону, водитель неудачно крутанул рулём в другую сторону, и тяжёлая, громоздкая машина стала сноситься боком прямо на тротуар с тремя прохожими. Говорить о каком-то торможении не приходилось: замершие колёса шли юзом.

Если бы Киллайд был сам, скорей всего увернулся бы от удара. Но рядом с ним впала в ступор Анастасия, здоровье которой казалось важней существования всего мира. Поэтому парень подхватил любимую под локотки и с невероятной силой швырнул в сторону. Причём не куда-нибудь, а очень огромный, глубочайший сугроб, наметённый ветром возле самого забора. Ну а сам только и успел сгруппироваться непосредственно перед страшным ударом борта.

Но, как ни пыжился со всеми своими умениями и необычной для простого человека силой, без ущерба для себе перенести такое не смог. Попросту потерял на какое-то время сознание. Может на пять секунд, может и на все пятнадцать. То есть очнулся всё-таки сравнительно быстро, благодаря чему хотя бы смог прослушивать окружающую обстановку. А там раздавался ровный рокот мотора и страшная, состоящая из одних сплошных матов ругань. Орали друг на друга трое, а четвёртый на них порыкивал командным голосом. Суть взаимных обвинений сводилась к следующему:

— Все вы продукты невероятного совокупления с самыми грязными животными, в которых и я соучаствовал вместе с вашими матерями.

Примерно… Зато дальше, когда ругань перешла в более конструктивное русло, все четверо, вместо того чтобы оказать первую помощь пострадавшим и отвезти их в больницу, проявили буквально таки людоедскую сущность:

— Сколько этих козлов тут шло?

— Вроде трое…

— А почему вижу только двух?

— Может и двое…

— Не стоять, бараны драные! Забрасывайте трупы в кузов! Быстрей!.. Потом выбросим где-нибудь на окраине!.. Вот же незадача какая!..

Под эти слова и причитания, Шульга почувствовала, как его подхватило несколько пар рук, от хозяев которых штыняло бензином, махоркой, потом, чесноком и перегаром, да и швырнули на что-то круглое и мягкое. Затем ещё что-то тяжёлое упало на ноги и низ живота. Через пару секунд мотор взревел и, совсем не пострадавший грузовик вновь понёсся куда-то в ночную темень. Но хуже всего, что полная чувствительность в руки и ноги мемохарба никак не хотела толком возвращаться.

Минут пять потребовалось, чтобы пальцы на руках начали сгибаться, а ступни шевельнулись, невзирая на что-то им мешающее. Хуже всего было с сознанием, точнее с силами мемохарба. Там всё стало покрываться некоей паутиной упокоения и равнодушия. Словно январский морозец сковывал мозговые извилины.

Может чего и хуже случилось бы, но Киллайда словно раскалённой мыслью пронзила нарастающая тревога:

«Там же Настя осталась в сугробе! — так подсказала логика и услышанные переговоры неизвестных пока личностей. — Растерзаю тварей!»

Переживания о любимой и вспыхнувшая ярость окатили тело волной тепла и последующее действия наконец-то обрели полную осмысленность. Сознание потянулось в окружающее пространство, прощупывая, определяя и ломая волю близ расположенных людей. Их оказалось пятеро. Ближайший человек, будучи без сознания, как раз и лежал на ногах и моментально поддавался определению: Калинчук Егор Анисимович. Хорошо хоть живой! Да и будь инвалид в полном здравии, вряд ли он смог бы чем-то помочь.