Сергей Анисимов - Вариант «Бис» (с иллюстрациями)

Взгляд у уже основательно выпившего капитана был холодный и абсолютно равнодушный. Так оно, по всей вероятности, и было.

– Видел я и как наоборот бывает: четверка «мессеров» на моих глазах эскадрилью ранних ЛАГГов вырезала за десять минут, это вообще гробы. Или на нашем участке группы «пешек» одна за другой пропадать стали, и главное, – он, усмехнувшись, посмотрел сквозь свой стакан на свет, – ни звука по рации. Как в болото проваливаются. Потом через неделю один лейтенант пешком пришел, – а мы с бомберами на одном поле базировались, – глаза белые, руки трясутся… Ничего не добились от него, в тыл пришлось отправить. Что там у них было?

Покрышев решил, что капитану уже достаточно, встрял и, развернувшись, похлопал его по плечу:

– Не пугай молодежь, капитан. Мы здесь все пуганые. Сейчас вон кино крутить начнут.

Действительно, в столовой, служившей одновременно и малым кинозалом, два матроса уже устанавливали вложенную до этого внутрь раздвижной тумбы громоздкую черную киноустановку, еще один навешивал экран из обшитой тесьмой простыни. Кино любили все, но обычно показ какой-то картины обсуждался во всех подробностях за несколько дней. Прошел мгновенный слух, что это комиссарский сюрприз в честь вечера. Все пошевеливались, пробираясь поближе к экрану, и кто-то в углу был уже недоволен, что его толкают.

Военком корабля махнул матросу у выключателя, и аппарат, провернувшись, застрекотал, выдав на стену мерцающий серый прямоугольник. В наступившей темноте люди продолжали, пригибаясь, двигаться вместе со стульями, наступая на ноги сидящим, те беззлобно ругались, вытягивая шеи, чтобы не упустить ни секунды зрелища.

На дергающемся и стрекочущем квадрате простыни появился пятизначный номер, какая-то дробь, мелькнула звезда на косой белой полоске, и вдруг из стены распахнулось набегающее небо. Восторженный вопль какого-то летчика был в ту же секунду поддержан десятком других. Небо с полосками серых облаков завернулось в спираль, потом ухнуло вверх, и с нижнего правого края экрана прямо в центр впрыгнули косо висящие в нем фигуры самолетов с широкими и как бы косо обрубленными плоскостями. Вылетевшие с боков камеры нити трасс устремились к ним и, не коснувшись, прыгнули вверх. Самолеты исчезли, небо снова извернулось, мигнуло и совершенно без паузы перешло в другой кадр – набегающий слева темный силуэт истребителя, поворачивающегося на крыло. Трассы снова вылетели откуда-то сбоку, изображение дрожало и дергалось, как сумасшедшее, мигающая дымная полоса уткнулась в основание крыла «хеллкэта» и скользнула вверх, выбивая обломки из фюзеляжа. Самолет выпустил дымную полосу и скользнул вниз, под экран.

Все это выглядело не очень настоящим – в боевой кинохронике показывали немало воздушных боев, и они выглядели гораздо более красиво, моторы завывали, а грохот пулеметной стрельбы в соответствующих местах был куда более впечатляющим, чем разлетание каких-то фрагментов из черных крестообразных пятен в полной тишине.

Второго противника летчик, фильм из фотопулемета которого все сейчас с напряжением смотрели, рискнул взять в лоб, и некоторые зрители отшатнулись от прыгнувших с экрана ответных трасс. Третьему он – видимо, после крутого разворота, изображение было смазано инерцией, – сел на спину и расстрелял почти в упор. Зрелище было жуткое – американский истребитель, распоротый длинной пушечной очередью, вспыхнул мгновенно и сразу весь, затем кадр снова поменялся. Все сменяющие друг друга эпизоды заняли от силы полторы минуты, перед самым концом на экране снова появились профили горбатых истребителей, и один-два снаряда из длинной, выпущенной с большой дистанции очереди попали одному из них в хвостовое оперение. В самую последнюю секунду можно было видеть, как «корсар» развернуло в воздухе и швырнуло вниз, а затем картинка сменилась на ровное черное поле. Бой кончился.

В нескольких местах послышались аплодисменты, которые почти сразу же и угасли. Если не чувствовать каждую секунду, что тебя вот-вот прикончит человек, сидящий в такой же машине, как и ты, и имеющий, теоретически, точно такие же на это шансы, а глядеть на это со стороны, то такой бой был самым настоящим убийством.

Тостов больше не было, и вечер быстро угас сам собой. Небольшими группками офицеры выходили из столовой, первыми летчики, за ними потянулись и моряки. У многих было подавленное настроение. Не приукрашенная закадровыми комментариями, война повернулась самой неприглядной своей стороной. Да и вообще, спать всем хотелось ужасно.

Семнадцатиузловым ходом линейный крейсер шел всю ночь и с рассветом оказался в районе, где по расчетам штаба соединения должен был находиться атаковавший их вчера авианосец. Какое у него охранение, точно было неизвестно, но разведчики и пикирующие бомбардировщики не обнаружили рядом с авианосцем тяжелых кораблей – то есть бой придется вести с крейсерами и эсминцами. Впрочем, сохранялась вероятность того, что за ночь к ним мог присоединиться одиночный линкор, выделенный из охранения какого-нибудь конвоя. Хорошо, если американский – все новые американские линкоры были задействованы на Тихом океане, а от старых «Кронштадт» легко ушел бы. Хуже, если встретится британский линкор, а то и линейный крейсер. Последний расклад грозил «Кронштадту» почти неминуемой гибелью – большинство уцелевших к сорок четвертому году британских линейных кораблей и линейный крейсер «Ринаун» превосходили его и в скорости, и в вооружении. Впрочем, было маловероятно, чтобы их успели подготовить и перебросить через половину Атлантики за полтора дня.

С восходом солнца ход уменьшили до десяти узлов. Были основания предполагать, что радарные установки противника превосходят отечественные, и если их обнаружат, одиночная тихоходная цель не вызовет большого подозрения. К восьми часам утра на экране радара «Кронштадта» появились отметки нескольких целей, шедших в строе флота. Дистанцию оценивали в 30—35 миль, курсы были сходящиеся. Восторг и удивление на мостике линейного крейсера были смешаны с тревогой. В глубине души никто из командного состава корабля не верил в то, что авианосную группу противника удастся обнаружить по расчетам штаба, то, что они на нее наткнулись, было практически чудом. Несмотря на помощь радара, обнаружить врага в безбрежном океане казалось невозможным. В котельные и машинные отделения было передано приказание подготовиться к даче полного хода, но ни курса, ни скорости менять пока не стали. Линейный крейсер находился восточнее своей цели, практически на ее левой скуле, дистанция медленно уменьшалась, и это Москаленко вполне устраивало. По данным штурманских прокладок, через час расстояние между их кораблем и противником будет наименьшим и составит миль около семнадцати, а затем снова начнет увеличиваться. Москаленко принял решение продолжать сближение с противником малым ходом до тех пор, пока не будет опознан как крупный боевой корабль, а затем резко увеличить ход до полного, выйти на дистанцию действительного огня и перетопить все, что окажется в пределах досягаемости его орудий. Ему сжимала сердце мысль о том, что он, возможно, идет прямо в зубы «Ринауну» или «Герцогу Йоркскому», но отказываться от шанса навязать бой авианосцу было глупо, даже учитывая подобный риск. К сожалению, разведкой не было установлено число кораблей, входивших вечером вчерашнего дня в состав охранения авианосца, поэтому по количеству засветок на экране ничего нельзя было сказать. Орудия зарядили «в виду неприятеля», и линейный крейсер продолжал уныло тащиться посреди океана, чистого от горизонта до горизонта.