Роман Злотников - Крушение империи

Получив официальный «мандат», я попытался позвонить Примакову, чтобы спросить что мне делать дальше, но за три дня дозвониться до него так и не смог. Поэтому плюнул и отправился напрямую в Белый дом, в котором в настоящий момент располагалось не только правительство РСФСР, но и Верховный совет и почти сразу же попал, так сказать, с корабля на бал. Потому что буквально через несколько дней начинал работу V съезд народных депутатов РСФСР. Причем, как выяснилось, это был не новый съезд, а как бы продолжение старого, первая часть которого состоялась еще в середине июля. Ко всему прочему он, как оказалось, еще и являлся внеочередным. Причем, далеко не первым таковым. Ибо первые депутаты обновленной и свободной России сразу же по избранию завели привычку к авралам. Так что все, что творилось в стране в следующие годы, похоже, было вполне закономерным. С такой-то организацией работы высшего органа власти…

С трудом отбившись от «зазывал», пытавшихся затянуть меня в какую-нибудь из фракций, каковых насчитывалось под десяток, я некоторое время болтался как… м-м-м… некоторая субстанция в проруби, кляня себя за то, что поддался на провокацию, пока наконец, меня, как писателя, не приписали-таки к комитету по образованию. Потому как комитет по культуре был полностью сформирован.

Дела в комитете у меня, увы, как-то не пошли. Дело в том, что в настоящий момент прогрессивная общественность и передовой отряд педагогов-новаторов, собравшиеся в этом комитете, категорично заявляли, что советская школа — есть ничто иное как убогое, забюрократизированное и давящее любую инициативу говно, которое требуется немедленно и всеобъемлюще реформировать! Вот прям бегом-бегом, а то все буквально завтра рухнет, и мы навсегда и напрочь отстанем от передовых, цивилизованных стран. А когда я, памятуя, как в грядущем веке не менее энергичные депутаты, писатели и педагоги-новаторы, наоборот, превозносили советское образование, улучив момент, робко поинтересовался — нет ли здесь преувеличения, и не выплеснем ли мы в реформаторском раже, так сказать, вместе с грязной водой и ребенка, то был тут же заклеймен как полный мракобес и ретроград. Так что отношения с коллегами по комитету у меня так же не сложились.

Однако, несмотря на это, в конце работы Съезда я, неожиданно для себя, оказался кооптирован в Верховный совет РСФСР. Что было мной расценено как весьма многообещающий знак. Типа, наконец-то обо мне вспомнили и теперь мне хоть что-нибудь объяснят! Но, увы, мои ожидания так и не оправдались. Ибо, когда я, наконец, сумел дозвониться до Примакова и, так сказать, запросил у него хоть какие-то инструкции, мне было велено расслабиться и не надоедать. После чего я разозлился и прямо из депутатского кабинета созвонился с Изабель, попросив ее прислать нам приглашения и предложив ей один авантюрный план. Который она, по-быстрому в него вникнув, горячо поддержала.

Так что семьдесят четвертую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции мы встретили аккурат в Aéroport de Paris-Charles-de-Gaulle, стоя в очереди на паспортный контроль. Ну здравствуй, Париж, давно не виделись…

— Давай-давай заноси… Стоп! Повело, блин… Да держи ты крепче! — я замер, восстанавливая равновесие, так что парни успели перехватить мешок и аккуратно сняли его с моей спины. Я выпрямился и утер рукой пот.

— Блин, это ж сколько же он весит?

— Да килограмм сто, не меньше! Вон какой здоровый!

— Да уж… — я потянулся и завел руки за спину сцепив их в замок. Мне почему-то казалось, что мешки должны иметь максимальный вес не более пятидесяти килограмм. Иначе замучаешься их ворочать. Но этот мешок муки размерами был с обычный картофельный, который как раз и должен весить те самые пятьдесят килограмм. Увы, никаких «сеток» под картошку здесь пока еще не существовало, и буквально все товары — от той же картошки до муки и макарон, расфасовывались в мешки стандартного типоразмера. А, поскольку мука куда тяжелее картошки — весил подобный мешок намного больше. Поэтому я его еле доволок. И то мужики помогли…

— Фух, я думал — спину потянул.

— Да ладно, Ром — ты вон какой лось, — ехидно начал Пыря. — Так что тебе чтобы спину потянуть — нужно бетонную плиту загрузить! — народ заржал. Я беззлобно ругнулся после чего махнул рукой.

— Ладно — айда пьянствовать! — и народ, все так же гомоня, плавно переместился из кладовки, в которую мы и волокли мешок с мукой, в гостиную. Я, напоследок, окинул взглядом полки, заставленные тушенкой, рыбными консервами, мешками с макаронами, сахаром, сухофруктами, а так же связками и берестяными туесками с сушеными грибами, которые мы накупили у бабок, торгующих дарами леса вдоль трассы Москва-Ленинград (то есть, с сентября этого года уже снова Санкт-Петербург), и трехлитровыми банками с маринованными помидорами, огурцами, кабачками, патиссонами и всем остальным. Ну и мою гордость — кадушку с квашеной капустой. Ну что же, можно сказать — семья Марковых к наступлению эры свободы и демократии вполне готова…

Во Франции мы провели больше трех недель. Причем, на этот раз, Парижем отнюдь не ограничились. Через неделю после приезда мы с Изабель и ее новым бойфрендом (несостоявшийся поэт уже исчез с горизонта), как это и предусматривалось тем самым авантюрным планом, сели на машины и дунули напрямую в Довиль. Самый аристократичный курорт на побережье Ла-Манша. Затем был Мон-сен-Мишель, средневековый городок с шикарнейшим монастырем, расположенный на полуострове в том же проливе Ла-Манш, который в прилив становится островом. Потом Бордо, в котором пока еще не было его знаменитейшего «водяного зеркала» на Биржевой площади и моста Жака Шабана-Дельмаса, зато собор святого Андрея и башня Гросс Клош пребывали на своем месте. Следующим — Биарриц, еще один аристократический курорт, в честь которого «Cadillac» даже назвал одно из своих купе. Затем средневековый город-крепость с сохранившимися двумя рядами стен — Каркасон. Потом княжество Монако, в котором мы провели два дня и, даже, заскочили на вечерок в его знаменитое казино, которое не принесло нам с Аленкой никакой прибыли, а лишь облегчило наши карманы где-то на три сотни франков. Увы, ни в картах, ни на рулетке, ни в лотерее мне никогда не везло. Так что я особенно ни на что и не надеялся, расценив проигранные триста франков как стоимость «билета», позволившего увидеть роскошный мир самого знаменитого казино планеты. И, знаете что — одного посещения мне вполне хватило. Впрочем, я так и предполагал. В казино «Монте-Карло» мне в прошлой жизни побывать не удалось, а вот в Лас-Вегас как-то занесла судьба. Так что о том, что я не игрок, мне уже было известно… Впрочем, сами интерьеры впечатлили. Но в первую очередь не роскошью — и пороскошнее видали, а этаким привкусом старины и респектабельности. Ну а последним пунктом нашего путешествия была маленькая, но очень уютная и вся такая кукольно-пряничная эльзасская деревенька Эгисхайм, в которой со времен средневековья практически ничего не поменялось. Ибо, если верить путеводителю, последний новый дом в ней был построен еще в XVIII веке… После чего мы вернулись в Париж, намотав за эти две недели около четырех тысяч километров. Для нас с Аленкой это было в порядке вещей, а вот Изабель никогда на подобные расстояния на автомобиле не ездила. Так что ее это путешествие привело в полный восторг. И она тут же начала требовать от нас на следующий год снова устроить что-то подобное. Пришлось пообещать…