Тим Волков - Фаворит смерти 2

— За свои слова надо отвечать. И ты за них ответишь. И подтвердишь свою невиновность, либо предстанешь перед небесным судом. Это будет по честному.

Я хотел уже было выйти, как что-то заставило меня остановится.

— Можно задать вам один вопрос? — наконец насмелившись, произнес я.

Бартынов взглянул на меня как на букашку. Но кивнул, снисходительно, делая одолжение.

— Задавай.

— Вы знаете что за организация такая — «Красные Казематы»?

Вопрос повис в воздухе как заноза.

Бартынов долго сверлил меня взглядом, от которого мне стало не по себе. Охранники тоже напряглись.

Наконец боярин спросил:

— Откуда тебе о них известно?

— Слышал, — уклончиво ответил я.

— Слышал он! — хмыкнул Бартынов. — Официально такой организации нет, она не зарегистрирована ни в одном реестре.

— Есть, — с нажимом ответил я, чувствуя, что Бартынов тоже это знает, просто не хочет говорить. — «Красные Казематы» существуют. Пусть и не официально.

— Максим, послушай, — аристократ достал сигарету, закурил. — Лучше не лезь туда. Ничего хорошего тебе это не сулит.

— И все-таки, кто они такие?

— Любопытство — это конечно хорошо, но не всегда оно играет на руку. «Красные Казематы» — это раковая опухоль Российской Империи. Она проросла метастазами практически во все направления правительства. И не только там. Их цели неизвестны. Про их лидеров и вовсе ходят какие-то нереальные легенды.

— Какие?

— Что они вовсе и не люди.

— А кто же?

— Не знаю, — пожал плечами Бартынов. — Призраки, фантомы, искусственный интеллект, маги, достигшие каких-то иных высот, за пределами людского сознания и возможностей — выбирай из этого любую версию, которая тебе понравится. «Красные Казематы» преследуют какие-то свои, порой не поддающиеся логике, цели. То они устраивают взрыв правительственного поезда, то финансируют строительство второго Дома управления. То убивают несколько высокопоставленных чиновников — министров, то устраивают самую большую благотворительную акцию. Впрочем, любое из этих действ и участие в нем «Красных Казематов» — лишь ничем не подтвержденные версии. Прямых доказательств нет. Лишь слухи, и в основном не самые хорошие.

— А вы сами — сталкивались с ними, с «Красными Казематами»?

Бартынов прищурил глаза, губы его стиснулись в одну тонкую едва видимую ниточку.

— Ты задаешь слишком много вопросов, хотя просил ответить всего лишь на один. Я ответил на него.

Бартынов нещадно раздавил сигарету в пепельнице.

— И, насколько я помню, у тебя только два дня осталось, а не целая жизнь. Время идет, стремительно, неумолимо. Не трать его на глупые вопросы.

— Но…

— Хватит! — рявкнул Бартынов. — Или я передумаю насчет своего обещания.

Охранники выпроводили меня из кабинета.

Я поспешил прочь.

Вышел на улицу и на мгновение замешкался — возле машины лежало тело Кондора, которое другие охранники уже успели вытащить. Но даже не это заставило меня остановиться. Смерть, присев на корточки, словно зверь, высасывала из головы азиата что-то черное, похожее на дым. Чавкая и постанывая от удовольствия, она зыркнула на меня, усмехнулась.

— Чего встал? — пробасил один из охранников, подталкивая меня вперед.

Смерть вновь принялась за трапезу, пожирая остатки души убийцы.

Стараясь не смотреть на этот ужас, я пошел к воротам.

Назад ехал в задумчивости. Была мысль позвонить Агнете, но я не стал — хотелось побыть одному.

Как теперь искать связь между Герцеными и убийством Никиты? Я не знал. Последняя нить в виде Кондора уничтожена.

Дома было тихо. Как сообщил Нианзу Александр уехал в город. Ольга гуляла в саду. Анфиса была у себя в комнате. Размеренная жизнь аристократов, у которых нет абсолютно никаких забот. Тех, чьим жизням не угрожает опасность.

Я попросил у китайца чашку чая, сам пошел в кабинет отца — нужно было срочно придумать новый план действий.

Но только вот никаких идей как назло не шло в голову. Ситуация была дрянной. Очень дрянной. И выхода, казалось, найти из нее просто не имелось.

Этот день можно было с легкостью назвать днем плохих новостей.

Позвонил Эммануил Рудольфович. Голос его был, вопреки обычному, предельно сосредоточен, серьезен.

— Максим Петрович, — произнес адвокат. — Плохи наши дела.

— Слушаю, — ответил я, готовясь к самому худшему.

— Сейчас мои люди выяснили кое какие моменты насчет предстоящего суда, который инициировал ваш старший брат Александр. В общем дело передали Нелли Федоровне Штерн.

— Кто такая эта Нелли Федоровна? — не понял я.

— Горгона — так мы ее зовем. Неприятная женщина. Из анонимных источников известно, что на нее есть выход. Но только не у меня.

— Что это значит?

— Что Александр, скорее всего, вышел на нее через нужных людей — думаю, тут помогли связи и знакомства из финансовой школы, — и готовит удар. Дата заседания назначена на ближайшую субботу. Это слишком скоро в таких делах, что только подтверждает мою теорию о уже решенном вопросе.

— То есть мне реально светит дурка?

— Насчет дурки это вы конечно преувеличиваете, — усмехнулся Эммануил Рудольфович. — Но отстранение от завещания вполне реально.

— Нет, не преувеличиваю, — ответил я.

Я не сомневался, что конечная цель именно такая. Врага надо добивать, а не оставлять под боком. Александр так и поступит — раздавит, посадит в самую суровую и дальнюю психиатрическую больницу, без права выписки и реабилитации.

— И какие наши дальнейшие шаги? — спросил я.

— Мы сейчас готовим встречный иск и ходатайство о смене судьи.

— Встречный иск?

— Верно. Будем оспаривать заключение Сан Саныча. Будем настаивать на том, что процедура выполнена в нарушение норм. Будем подключать другую экспертизу, которая признает вас вменяемым. Если надо, будем писать государю Императору о том, что идет наглая фальсификация с целью смещения с места законного наследника. Будем шум поднимать! Этого никто не любит.

— И каковы шансы, что все получится?

Адвокат начал что-то неопределенное мычать.

— Эммануил Рудольфович, я прошу вас — сделайте так, чтобы я не оказался в местах, где мне светит лоботомия. Я вам доверяю — больше мне из адвокатов доверять некому, потому что и знакомых адвокатов то нет. Но отец долгое время работал с вами — а это значит, что на вас можно положиться.

— Не переживайте, Максим Петрович. Я не раз говорил это вашему отцу — скажу и вам. Я отрабатываю каждый коин.

— Спасибо! Держите меня пожалуйста в курсе.

— Непременно! Вы главное не переживайте — все будет хорошо.

Хотелось бы в это верить.

Я положил трубку. Включил телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься от информации, сказанной адвокатом — прямо сейчас даже не хотелось об этому думать. Слишком гадко было на душе. Слишком… подло. И это родной брат? Не Герцен, не какой-нибудь безликий враг. А близкий человек.