Роман Злотников - И снова здравствуйте! [litres]

– Мам. – Я сделал глубокий вдох, постаравшись максимально успокоиться. Мне же нужно добиться совершенно определенных вещей, а вовсе не переорать родную мамочку. И демонстрировать свою независимость мне тоже совсем не нужно, не правда ли? Значит… значит, надо думать, что говорить, а не просто переть, как бык, загоняя себя в ловушку прямой конфронтации. Вот не требуется мне этого от слова совсем…

– Ма-ам, мамочка. – Я подскочил к ней и крепко обнял за талию. – Мам, я тебя тоже люблю и понимаю, как ты за меня волнуешься. Но и ты пойми – я мальчик, мальчишки время от времени дерутся. Я же не каждый день прихожу с синяками, ведь правда? Но сегодня так получилось. Случайно. Потому что я шел и ворон ловил… Ну, честно-честно! Ну, прости меня. – Я прижался к маме всем телом. Она озадаченно замолчала и слегка растерянно обняла меня. Ну а я продолжил: – Мам, все, чем я занимаюсь, – для меня очень важно. И совершенно точно очень сильно поможет мне в будущем. Сама вспомни, как у вас в институте относились к спортсменам? Ведь явно же не как к обычным студентам? Так что если я смогу получить спортивный разряд, то мне точно будет легче поступить в институт, ведь так? «Художка» и «музыкалка» тоже важны! И мне там интересно! Я хочу…

Короче, я чуть не спалился. Нет, аргументы у меня были вполне себе весомыми, и мама в конце концов их приняла. Но поздно вечером, когда мои «раны» снова были обработаны перекисью водорода и еще чем-то весьма вонючим, после чего я был отправлен в кровать, мама с папой, дождавшись, когда я задышу, как уснувший, начали вполголоса обсуждать мои сегодняшние приключения. И вот тогда мама заявила:

– Знаешь, я его уже немножко боюсь. Ему всего восемь, а он уже рассуждает, как взрослый! Как ему вообще в голову могло прийти, что спорт может пригодиться в институте? А эти его идеи насчет «музыкалки» и художественной школы? Ему восемь лет! Откуда он вообще хоть что-то знает об армии, кроме всяких там пых-пых и тых-дых?..

Бли-ин! Вот сколько раз говорил себе следить за своим языком – и все равно регулярно так косячу, что, будь я шпионом, уже давно повязали бы…

Но, слава богу, в природе все взаимосвязано. И, если специально не косячить, каждая потеря непременно будет скомпенсирована каким-нибудь приобретением. Так что следующее утро принесло мне шикарную компенсацию за все мои страдания. Потому что утром на нашей «тренировочной полянке» появилось двое новых спортсменов. Это были Аленка и ее брат. И появились они аккурат в тот момент, когда я изо всех сил отбивался от расспросов по поводу того, откуда на моей морде появились такие знатные «украшения». Отбивался же я потому, что, узнай все детдомовские пацаны, они могли бы решить в отместку за меня «проучить» Жорика. Причем для него это вполне могло окончиться серьезными травмами, а то и чем-то похуже типа переломов. Уж больно пацаны возбудились… Что почти автоматически означало бы для них множество проблем – от постановки на учет в детской комнате милиции и до чего-нибудь еще более серьезного. Типа суда и отправки в детскую колонию. Ну если полученные Жориком травмы оказались бы достаточно серьезны. Но даже если и нет, внимание бы мы к себе привлекли точно. А на хрен мне это надо?

Аленка с братом вывернулись из-за кустов как раз, когда детдомовские, обступив меня, возмущенно требовали, чтобы я сказал им, «кто на брата наехал». Так что момент, когда на полянке появились новые люди, все пропустили. И галдеж прекратился, только когда Аленкин брат небрежно произнес:

– А у вас тут ниче так…

Детдомовские тут же замолчали и, мгновенно разорвав круг, рассыпались по сторонам, сформировав по сторонам от меня нечто вроде македонской фаланги. После чего Бурбаш настороженно спросил:

– А ты кто такой?

– Я? – Аленкин брат усмехнулся и кивнул в ее сторону. – Ее брат. Проводил ее до вашей поляны. Кстати, вы так галдели, что найти ее оказалось очень просто… Ей приспичило теперь тоже по утрам с вами заниматься. – Он повернулся ко мне и ехидно прищурился: – Ну что, тренер, возьмешь?

Пацаны переглянулись и уставились на меня. Я же расплылся в улыбке и радостно закивал головой:

– Конечно!

– Ну что, готов?

Я на мгновение смежил веки, настраиваясь, а потом открыл глаза и решительно кивнул:

– Да!

Сидевшая напротив меня Аленка резким движением откинула платок в сторону и громко произнесла:

– И-раз! – после чего снова накрыла платком лежащие передо мной предметы. Я схватил ручку и принялся торопливо рисовать. Так… ручка шариковая, синяя, с колпачком, ластик двуцветный, заколка женская, две большие скрепки, зубная щетка, а вот здесь надувной шарик, ненадутый, а тут расческа, а еще кусочек сахара и спички две… нет три, а здесь… блин! Здесь еще что-то было… Я напряг память и с сомнением пририсовал сбоку монетку в две копейки. Она – не она? Ладно, все – больше не помню! Итак, сколько у меня получилось – девять, если считать по видам предметов, или двенадцать, если по штукам… Неплохо. Ну, если я не ошибся. Открывай!

Аленка сбросила платок. Бли-ин! Спичек оказалось аж четыре штуки. И располагались они немного не так, как я нарисовал. И монетка была не в две, а в одну копейку. Я досадливо вздохнул.

– Ничего, у меня вообще только семь предметов запомнить пока получается, – утешила меня моя любовь.

– Десять, – не согласился я. – Ну если по штукам.

– Все равно у тебя больше.

– Так-то оно так, – я вздохнул, – только уже почти две недели никакого прироста, а у тебя он не останавливается.

– Ладно, не переживай – все восстановится. – Она протянула платок мне и отвернулась. – Давай, теперь твоя очередь…

Чем это таким мы с ней занимаемся? Да просто тренируем память. То есть и память вообще, и зрительную в частности. Я про этот метод прочитал, уже будучи в зрелом возрасте. И даже пробовал тогда немного позаниматься по этой методике. Результаты оказались более чем скромными. Если начал я с семи запомнившихся предметов, то через три месяца тренировок едва дополз до девяти. Ну, если по штукам считать. Да и их взаиморасположение у меня получалось запомнить куда хуже. А вот сейчас за те же три месяца продвижение у меня оказалось заметно лучше. Но две недели назад оно остановилось на тех самых двенадцати предметах и больше пока не росло.

– Дети, мойте руки и идите за стол! – позвала нас с кухни Аленкина бабушка Тося. – Обед готов.

– Счас, ба! – Аленка аккуратно собрала набросанные на стол предметы, с помощью которых мы тренировались, и вручила мне коробку, в которую она все это сложила.

– Положи наверх.

Я молча кивнул, повернулся и, приподнявшись на цыпочках, закинул коробку на верх секретера.

За последний год я снова изрядно вытянулся. Так что до верхнего края секретера достал без проблем. Аленка внимательно проконтролировала мою работу, после чего взяла меня за руку и повела на кухню.