Роман Злотников - И снова здравствуйте! [litres]

Однако в школе все было еще хуже. Дело в том, что в своей прошлой жизни я после третьего класса ушел в другую школу, расположенную на противоположном конце города. Случилось это из-за того, что мы переехали. Но на этот раз мы до сих пор продолжали ютиться все в той же комнатке общаги на Жолио-Кюри… Впрочем, этот период жизни, слава богу, наконец-то подходил к своему завершению. Нам выделили квартиру. Большую. И, как я и хотел, в старом фонде, который строили еще пленные немцы. Причем уже трехкомнатную, хотя сначала мы претендовали на «двушку». А все потому, что прошлым летом мама родила нам с папой очаровательную дочку. Мою сестренку. Здесь же квартиры выделяли по принципу «число членов семьи минус один». То есть теперь наша семья из четырех человек, в которой к тому же были разнополые дети, имела право именно на трехкомнатную квартиру. Каковую нам и пришлось ждать вот эти два прошедших года… Родители вот-вот должны были получить смотровой ордер, после чего озадачиться ремонтом. Меня и в лагерь-то отправили в первую очередь из-за того, чтобы я «не мешался под ногами». Хотя зря. Я бы лучше поехал с Аленкой к ее бабушке, в Кучугуры, на Азовское море. Вообще-то бабушка у нее жила в Краснодаре, а на Азове умудрилась построить себе дачу. Мы с ней в том поселке побывали однажды в прошлой жизни. Но уже в конце девяностых, когда дача давно была продана. Да и сам поселок пришел в весьма удручающее состояние – уютный сквер зарос, местный консервный заводик и летний кинотеатр превратились в руины, а росшие прямо рядом с забором кинотеатра тутовые деревья, с которых, по рассказам Аленки, местная детвора бесплатно смотрела фильмы, попутно лакомясь шелковицей, частью засохли, а частью вообще оказались спилены. Но вместо этого меня отправили в пионерский лагерь. Мама заявила, что я и так слишком много времени торчу у Алены и совсем замучил ее семью, так что им надо дать время от меня отдохнуть…

Как бы там ни было, встречи с моими старыми одноклассниками в этой жизни у меня не случилось. Потому что вследствие всего вышеизложенного я сейчас учился совсем не в том классе, в котором делал это в прошлом варианте моей жизни. И потому никаких ностальгических чувств по отношению к новым одноклассникам я не испытывал. И интересы у меня с ними пересекались в очень небольшой мере. Потому что, несмотря на мое регулярное участие в спортивной жизни школы, в, так сказать, общественной жизни класса я как раз особого участия практически не принимал. Как в официальной, всеми конечностями отбояриваясь от участия в любых мероприятиях по линии пионерской дружины, так и в обычной. Ну некогда мне было! На переменах я по большей части торопливо делал письменные уроки или зубрил дополнительную литературу, по истории искусств, например, или тот же анатомический атлас, сразу после уроков мне нужно было бегом бежать на секцию или в «художку» либо «музыкалку». Да и вообще – сами посудите, где интересы десяти-двенадцатилетних мальчиков и девочек и где я? Так что на пруды с пацанами из класса я после уроков не ходил, грязью на плотах не кидался. Курить… ну не с такими нагрузками! В футбол на переменках или после уроков я тоже не гонял. Даже бумагой из трубочек на уроках не плевался, а либо слушал учителя (потому как уже пошли предметы, которые я уже ни хрена не помнил – математика, биология и т. д.), либо, заслонившись учебником, опять же делал письменные домашние задания. Короче – ботан ботаном. Вследствие чего никаким особенным авторитетом я в классе не пользовался. И даже спортивные успехи не особенно помогали. Па-адумаешь – на лыжах за школу выступает или на школьных либо городских соревнованиях за класс или школу бегает. Тоже мне спортсмен! Вон у Кольки Дзюбы из пятого «А» кулаки размером с кочан капусты – вот это спортсмен, это да, а этот… Причем, как выяснилось уже здесь, в лагере, подобное отношение создало мне некоторые трудности для жизни и здесь. Лагерь был городским, так что учеников из нашей школы в нем было достаточно. А вот из моей «овражьей кодлы» в этом заезде не оказалось никого. Так что в лагере я числился именно «ботаном», со всем комплексом соответственного отношения. Ну, до сегодняшнего конкурса строя и песни…

– Ну че, сильно драли?

Пацаны из нашего отряда при моем появлении вскочили на ноги. Сказать, что своей выходкой с «Орлом шестого легиона» я вознес свой авторитет в нашем отряде на невообразимую высоту, – это ничего не сказать. Хотя начиналось все со скрипом.

Я небрежно махнул рукой.

– Да так, слегка, – потом делано тяжело вздохнул. – Но отработать придется.

– Где?

– Пионерский караул, – веско сообщил я. – В Черной Грязи памятник погибшим в Великую Отечественную в субботу открывают. Вот нас туда на открытие и отправляют.

Дожидавшиеся меня на ступеньках административного корпуса пацаны из отряда переглянулись. Не очень-то это и наказание. Нет, в лагере норм – свежий воздух, кормежка на убой, спортивные игры, кружки, пляж опять же, но к концу смены это все уже немного приелось. Тем более что все мероприятия проходят исключительно под руководством вожатых и руководителей кружков. Причем распорядок дня забит до отказа. Личного времени на почесать языками, сыграть «в ножичек», погонять мяч, то есть заняться тем, чем обычно пацанва занимается у себя во дворах, практически нет. Плюс сам распорядок. Почти никто дома вот так – подъем по команде, завтрак по времени и так далее – не жил. Так что от него тоже устали. И любая возможность вырваться за его пределы уже воспринималась как благо. Поэтому выезд за пределы лагеря пацаны восприняли скорее как награду, нежели как наказание.

– Здоровско! Чур я еду!

– И я, и я… – Пацаны загомонили, заспорили. Я же махнул рукой и, развернувшись, двинулся в сторону отряда. Мне спорить за право поездки нужды не было. Меня-то в любом случае возьмут…

Выступления я не боялся. Несмотря на то что в «музыкалке» мы все больше гоняли гаммы и простенькие произведения типа скерцо соль мажор австрийца Диабелли или этюда ля минор итальянца Карулли (нам про этих композиторов на истории искусств рассказывали), временами разбавляя их легкими песенками типа того же «Доброго жука» из старенького и очень доброго прям сразу послевоенного фильма-сказки «Золушка» – как раз военный репертуар был у меня уже наработан. Когда к деду приезжали друзья, я для них пел, аккомпанируя себе на гитаре, несколько военных песен: «Бьется в тесной печурке огонь», «На безымянной высоте», а также «Выпьем за тех, кто командовал ротами…». Кроме этого, я начал разучивать «Махнем не глядя, как на фронте говорят…» и песню про десантный батальон из фильма «Белорусский вокзал», но они у меня пока еще были не отработаны. Зато я практически отшлифовал песню поэта, барда и офицера Михаила Калинкина «Танковая атака». Зачем? Ведь дед не танкист. Да и я сам тоже. Но зацепила она меня когда-то. Накрепко в памяти осталась. Как и парочка других – «Бригада ИСов» и «Т-34». Но их я пока даже не начинал разучивать. А вот эту – разучил. Но пока еще нигде не исполнял. Даже при дедусе и его друзьях.