Владислав Савин - Вперед, Команданте [СИ]

– Эх не понимаете вы до конца политики, «люди войны». Воевать, оно конечно страшнее, кровавее, но в то же время проще. Знаете ведь – «выиграли войну, проиграли мир». Если я прав и Елизавета едет к нам чтоб предложить, не от себя, не от Британии, а от всего их англосаксонского мира, новый курс отношений…

– Погоди, а отчего она? Если первая роль у американцев.

– Ну так невместно самому их президенту «лицо терять». А она – в данном случае, самый подходящий посредник. Если она и правда предложит «давайте жить дружно». Но будет это – лишь войной по иным правилам, вам «перестройку» напомнить? Разложат нас изнутри, совратят, как та пани нашего Валю – и привет! Горбачева с Ельциным наверх не пустят – так другие имена будут у тех, кто решится.

– Так мы ж тоже в курсе. И те, кто наверху. Не допустим!

– Плохое это дело, «держать и не пущать» – наши застойные забыл? Когда таких вот мелочных запретов было выше крыши – только они не работали. И лишь злили народ. А даже сами «сторожа» уже в свои правила не верили.

– И что ты предлагаешь, Григорьич? Самим в гроб ложиться и помирать?

– Всего лишь указываю: на нехоженное поле вступаем! Вам, воякам, все лучше видно – и техника, и тактика со стратегией. А вот что нам, политикам, делать, чтоб коммунизм реально жил – не знает никто. Ни Маркс с Ильичом, ни мы с вами. Можем лишь планы составлять – а вот насколько они сработают?

– А вот для этого мы и тут, чтобы проверить. Может, для того нас сюда и закинули, высшие силы, или еще незнамо кто? Чтобы эксперимент провести – практика критерий истины. И если единичный случай, СССР там, не удался – то возможно, что это не общее правило.

– Ладно, мужики, в этот бой ввяжемся – и посмотрим. А пока – налей еще.

В интересное время живем! Когда реально ощущаешь себя не просто экспонатом истории, но и ее творцом. Когда от твоих дел – что-то меняется.

А это очень дорого стоит!

Шанхай. Этот же день.

– Ну что, старая гадина, не успела сбежать? – произнесла Лан, глядя на пожилую женщину – а помнишь, как ты нас с сестрой приказывала, бить за самый пустяк?

– Теперь заплатишь за все – сказала Кианг. И продолжила, обращаясь к офицеру комендатуры – лейтенант, велите солдатам дать этой твари триста, нет, пятьсот, нет, тысячу палок! И скажите им, если они будут бить слабо – то сами получат столько же!

Офицер кивнул. Вспомнив притчу о великом мудреце, который лишился головы, посмев спорить с любимой наложницей императора – а кто эти женщины, и какое влияние имеют на самого Командующего, знала вся Десятая Армия. В которой (как и во всей НОАК) бамбуковая палка в руках ефрейтора или сержанта, для наказания нерадивых или неумелых солдат, была обычным делом (что поделать, традиции!). Равно как этому наказанию подлежали и гражданские нарушители порядка. Хотя обычно кара не была столь суровой – тысячи же палок хватило, чтоб насмерть забить даже мужчину самого крепкого телосложения. Однако лейтенант не имел никакого желания ради даже почтенной пожилой женщины ломать свою карьеру.

Да этого и не требовалось – достаточно было лишь процедуру соблюсти. Раз согласно уставу, при экзекуции обязан был присутствовать медик. То довольно было шепнуть отправленному посыльному пару слов. Ну а если нужного человека не окажется на месте – значит, судьба этой женщине быть забитой.

– Так, что тут происходит?!

Сестры одновременно на миг сморщили носики в гримасе недовольства. Русский, Ван Михалыч – которого сам Господин называл странно, «молчи-молчи». Договориться с ним было можно – но не всегда. И как ему объяснить свое святое право на месть – о котором мечтали годами?!

– Эта женщина, госпожа Минчжу – преступница! Помещица, эксплуататор! Била нас постоянно и ни за что. Не было дня, чтобы мы легли спать не битыми.

– Издевалась над нами – как эсэсовка из концлагеря. Когда не находила, за что – то придумывала.

– Голодом морила! А в конце, вообще выгнала из дома, как собак.

– Сколько мы от нее получили – тут и тысячи палок будет мало! Она гадина – хуже фашиста!

Русский рявкнул – тихо! Говорите по очереди. А вообще, надо и обвиняемую спросить – что она скажет в оправдание.

– Ее язык лжив как жало змеи! – бросила Кианг – конечно, она будет клясться, что относилась к нам как к родным дочерям. Кто ей поверит?!

Госпожа Минчжу не понимала, почему с ней обращаются как с преступницей. Да, она хорошо помнит этих девчонок, очень дальнюю свою родню, которых она когда-то из милости позволила жить в своем доме – и конечно, требовать от них работы, чтобы даром не кормить. И она искренне их любила, как своих дочерей – а что до наказания, то ведь «тот, кто жалеет палок для воспитания детей, оказывает им очень плохую услугу». Девочки были слишком строптивы, своевольны, и никогда бы не нашли себе достойных мужей – и потому она старалась привить им послушание. Ну а после – время было трудное, и пришлось выгнать из дома тех, чей труд не окупает кормежку, это было жестоко, но оправдано, чтоб не умирать всем. Ну а сейчас она всего лишь хочет уехать из Шанхая, и пришла в комендатуру за разрешением. Уехать – к племяннику Ма, который живет в Сингапуре, в надежде что в его доме найдется место для старухи.

– Так! – подвел итог русский – давайте по закону. В котором нет такого, чтоб палками до смерти бить – у нас тут не Империя, а народная власть! Если вы считаете ее преступницей, то изложите свои обвинения письменно, я по инстанции передам. И подобно тому, как у нас в СССР после семнадцатого года вполне законно ловили и ставили к стенке всяких жандармов, провокаторов, и прочих палачей трудового народа, хотя бы они свои преступления совершали в досоветские времена – так и в Народном Китае, насколько мне известно, в кодексе есть аналог нашей статьи 58–13!

– Мы с сестрой гражданки СССР – заявила Лан – уже три года. Подавали прошение, его удовлетворили.

– Тем более – ответил русский – тогда отвечать эта женщина будет по советскому закону.

– Слышишь, тварь? – произнесла Кианг – в гулаге сгниешь. Тебе это будет страшнее, чем палки.

– Палки тоже – заметила Лан – хотя бы за проживание без документов. Отчего явилась на регистрацию в комендатуру лишь сегодня? Сколько дней просрочено, после указа – и помнится мне, за это наказание положено. Пусть всего тридцать палок – но я хочу, чтобы ты испытала то же, что и мы, старая собака женского пола! У вас есть возражения, товарищ Ван? Это будет по закону!

Русский лишь руками развел. И сказал – ну раз положено… но только в присутствии фельдшера! Госпожа Минчжу во время экзекуции молчала – хотя солдаты старались, исполняя приказ. Лишь сказала, когда ее уносили в камеру:

– Небо вам воздаст, девочки. По справедливости.