Михаил Ланцов - Помещик. Том 3. Ратник

[1] Испанский гамбит — вид шахматного дебюта, при котором белые, добровольно отказываясь от рокировки, стремятся опередить противника в развитии и создать сильный центр.

[2] Наряд — это выделение какого-то количества артиллерийских орудий для тех или иных задач.

1554 год, 13 января, вотчина Андрея на реке Шат

— Ты чего не спишь? — тихонько спросил Андрей у супруги.

— Думаю, — шепотом ответила жена.

— О чем?

— О том, что вышла замуж за безумца.

— Это понятно. А точнее?

— Ты ведь, на самом деле, не хочешь покоя. Ты словно мальчишка возжелал славы.

— А ты против?

— Против. Но поддержу тебя во всем.

— Неожиданно.

— А ты думал я упру руки в боки и начну качать права?

— Да.

— Это глупо… — чуть помедлив, ответила она. — Женщина сильна мужем своим. Я с тобой не согласна, но что это меняет? Я пойду за тобой в любом случае.

— И что тебя мучает?

— Что ты будешь делать — я понимаю. Закусишь удила и как мальчишка станешь скакать по всей округе да махать сабелькой. Ну и лапшу на уши вешать аборигенам, чтобы денег срубить. А я? А что мне делать? Как Марфа я должна вести хозяйство, пока ты в походе. Но как Алиса я ума не приложу с какой стороны к нему подойти.

— А чего там подходить то?

— Тебе легко. Ты готовился. А я? Я ведь росла как цветок. Младшая дочь состоятельной семьи. Меня все любили и баловали. Да, учили готовить. Но ты бы видел кухню мамы. Она была оснащена по последнему слову техники. Папа не желал денег на нее…

— А хозяйство? Ты совсем ничего не знаешь?

— У папы был большой бизнес, а хозяйство он воспринимал как приятное дополнение. Дань традиции, скорее. Я больше всего любила его прекрасный фруктовый сад. Большой-большой. Там несколько сотен деревьев росло. Ты даже не представляешь, как там становилось красиво, когда они цвели. Но я никогда не видела даже как деревья сажают. Понимаешь? Просто приходила посмотреть на красоту. И все.

— Чему же ты училась все эти годы? Мне казалось, что на Кавказе много внимания уделяют домоводству и прочим подобным вещам.

— Уделяют. Но не в моем случае. Понимаешь, пока я жила с родителями, то в свободное время развивалась как будущая жена для состоятельного мужа. И ни папа, ни мама даже не предполагали, что мне придется разбираться в том, как сделать брынзу или постричь овец. Так что я училась танцевать, петь, играть на чунгуре[1], изучала поэзию. Научилась рисовать. Писать каллиграфическим подчерком. Выучила недурно языки. Хорошо разбиралась в традициях и обычаях. А теперь вляпалась во все это…

— Жопа… — едва слышно констатировал Андрей.

— Жопа, — охотно согласилась с ним Марфа… точнее Алиса. — Вот ты уедешь по весне. А я-то что делать буду?

— А какие языки ты знаешь?

— Какое это имеет значение?

— Это может оказаться полезным.

— Я знаю языки тех лет. Сейчас они другие.

— И все же. Ты ведь смогла наговорить гадостей тем татарам. И они тебя в целом поняли. Так что — другие, но это ни о чем не говорит. Плюс-минус языки наверняка похожи и через пень-колоду ты их и сейчас поймешь.

— Ну… родной мой лезгинский. Русский и английский знаю свободно. Могу более-менее объясниться с азербайджанцами-турками, табасаранцами, кумыками, аварами, адыгами, а также нохчий-галгай. Чуть-чуть знаю немецкий и французский. Отец вел много с кем переговоры и считал полезным, чтобы его дети знали языки. И женщины тоже. Ведь услышать можно разное… и случайно оброненное слово бывает, что решает если не все, то многое.

— Хм… у тебя талант к языкам, я посмотрю.

— Да, они мне легко даются. Поэтому старославянский я и выучила быстро и легко. А потом и тут. Но… какая от всего этого польза? Я ведь понятия не имею как вести хозяйство. И ладно крепости, так даже и обычного дома.

— Ничего страшного милая. Ничего страшного. Давай так. Мы каждый день будем об этом беседовать. Сначала я расскажу все в общих чертах. А потом ты будешь спрашивать.

— Правда? Ты ведь вон сколько с сабелькой да копьем своим прыгаешь.

— Правда-правда, — произнес Андрей и нежно поцеловал жену в шею. — Я ведь когда готовился, не думал, что вот так все повернется. Поэтому больше налегал на сельское хозяйства и ремесла.

— Может быть мне лучше записывать?

— Можешь и записывать. Только аккуратно. Не забывай о том, что эти записи могут попасть в чужие руки.

— Я не знаю никакой тайнописи. Или мне на своем родном вести записи?

— Не надо никакой тайнописи. Пиши на местном языке. Максимально просто. И без иноземных слов. Потому как если найдут записи на непонятном языке — проблем не оберешься. С греческим еще как-то удалось объясниться, а вот с лезгинским…

— Я поняла, — оживившись ответила Марфа и повернулась лицом к Андрею. Причем несколько увлеклась и чуть не легла на живот.

— Так, — придержал он ее. — Осторожнее. Не раздави нашего ребенка.

— Прости, — тихо шепнула она и потянулась целоваться…

Технически Андрей мог бы найти и управляющего. Приказчика, как в эти годы говорили. Но имелись нюансы. Точнее два.

С одной стороны, он не доверял приказчикам, вполне законно считая, что им плевать на управляемое хозяйство. То есть, срубили бабла и ходу. А вотчина? Так хоть трава не расти. Понятно, что не все так плохо. И найти человека ответственного было можно. Как и найти для него способы мотивации. Но все равно — Андрей считал это крайностью.

С другой стороны, парень попросту не доверял местным методам ведения хозяйства. Слишком архаичным и не эффективным на его взгляд. Понятно, что от подсечно-огневого земледелия уже, к счастью, отошли. Но ушли недалеко… Во всяком случае, если смотреть на них с высоты веков.

Применялось обычное, самое что ни на есть примитивное трехполье, известное еще во времена римской республики. То есть, ситуация, при котором одно поле засевали нормально, второе — озимыми, а третье держали под паром, давая ему отдохнуть и набраться силы. На следующий год все смещалось.

В принципе — рабочее решение, но имелись проблемы.

Прежде всего — треть земель не использовалась вовсе, а еще треть — задействовалась лишь частью. То есть, в целом очень невысокая эффективность эксплуатации.

Ну и главное — при таком подходе земля не успевала отдохнуть и восстановить свое плодородие. От чего пашни целинные, то есть, только освоенные, давали урожай не в пример лучше.

Как это обойти?

Андрей знал несколько способов.

Заваливать поля удобрениями он не мог. Просто потому, что необходимого объема удобрений у него попросту не имелось. А пускать на эти цели солому и прочие полезные в хозяйстве вещи он не мог себе позволить.

Менять поля по мере их истощения, распахивая соседние земли он тоже не мог. Ведь его вотчина строго очерчена.