Михаил Ланцов - Помещик. Том 3. Ратник

Из кустов выбрался всадник. И, заметив парня, что-то за кричал. Из-за кустов отозвались. Десяток, может быть больше голосов.

Дистанция метров пятьсот или около того на которой парень располагался, выглядела вполне безопасной. Легкие лошади местных пород, даже хорошие не могли выдавать нормального спринта далее трехсот метров без последствий. Под нагрузкой из всадника, разумеется. Так-то им это не проблема… если бы у них на горбу не сидели взрослые мужчины в доспехах и при оружии, и не обеспечивали довольно неприятные поперечные нагрузки на позвоночник.

Подождав, пока на этой стороне кустов «выползет» десятка полтора всадников, Андрей развернулся и не спеша поехал от них. В тот самый просвет между лесными массивами.

Те устремились за ним.

А судя по активному шевелению в кустах, скоро оттуда должны были подтянуться и остальные. Андрей же, двигаясь шагом, готовил им сюрприз — раскидывая «чеснок».

«Чеснок» — это небольшие железные колючки. Обычно представляют собой четырехконечную равностороннюю конструкцию, которая, падая на землю, торчит всегда одним из торцов вверх. Они бывают разного размера. Подмастерья кузнеца-Ильи зимой делали небольшие, чтобы их удобно было перевозить в седельных сумках в достаточных количествах. Лошади ведь многого не надо, ведь у копыта мягкая центральная часть. И она легко травмируется шипами «чеснока». Подмастерья отковывали из поганого металла тоненькие прутики и на горячую их скручивать попарно в специальной оснастке. Навыков почти никаких для этого не требовалось. А дело полезное.

Вот этот самый «чеснок» парень и раскидывал влево и вправо от себя, доставая из плотного, подшитого кожей, мешочка. Сюда горсть. Туда горсть. А конь его шел вперед. Увеличивая глубину «посева» этого «минного поля». Для достаточно узкого прохода между густыми подлесками метров в десять — вполне неплохо получалось.

Наконец, когда мешочек опустел, Андрей убрал его в седельную сумку. И осмотрелся.

Татары довольно крупным отрядом, насчитывающим несколько десятков конных воинов, приближались. Шагом. Они не пускались рысью. Хотя явно хотели догнать Андрея.

Он же остановился.

Его отряд находился совсем рядом. Вот буквально за поворотом. И страховал, готовый, если что, ударить копейным ударом.

Четыреста метров.

Триста.

Двести.

И татары перешли на рысь. Не выдержали.

Андрей же стоял на своем месте и наблюдал за ними, сохраняя внешнее спокойствие. Тихо. Молча. Он смотрел на них как ученый на подопытную мышку. И ждал.

Вот они влетели в проход между подлесками.

И…

Первый всадник полетел из седла, так как его мерин, наступив на небольшой шип «чеснока». Вот второй всадник словно птичка взлетел над головой собственного коня. Третий. Четвертый…

Остальные остановились и начали топтаться на этом пятачке, крутясь на своих лошадях. И пытаясь понять, откуда в них стреляют. Ведь как иначе? И мерины их волей-неволей натыкали на шипы. Не очень густо раскиданные. Но достаточно для того, чтобы достаточно регулярно кто-то из коней наступал на них…

Крики. Ржание. И сущая сумятица.

Андрей же, совершенно по-приятельски помахал татарам рукой и, пришпорив коня, нырнул за поворот, скрывшись из вида буквально за несколько секунд. Раз и все. Ну и всем отрядом, на рысях дал хода. Чтобы поскорее оторваться.

Будучи о триконь, они могли себе позволить такие манипуляции. Да, в рывке получалось проскакать всего метров триста, но и это — дело. Потому что, пересев на заводных дважды, им удалось в очень сжатые сроки пересечь поле и уйти дальше, снова скрывшись в условно неизвестном направлении. Раньше, чем татары, нарвавшиеся на «чеснок», смогли преодолеть «минное поле» и разглядеть куда они ушли. Понятно, что «куда-то туда». Но куда конкретно? Ведь с поля имелось пара выходов, окромя того с которого они всей гурьбой ввалились. Кошевые же с вьючными лошадьми отошли еще раньше, чтобы не сковывать отряд своей неповоротливостью…

Время было уже ближе к вечеру, так что преследование до утра вряд ли возобновилось бы. На что и был расчет. Укоротить слишком уж осмелевших воинов степных. Да и поставить их тут лагерем. Очень уж лес был удобен вокруг…

***

Ахмет мерно покачивался в седле своего мерина. Смотрел по сторонам, видя привычные пейзажи. И невольно ежился от весьма неприятных воспоминаний.

Он зарекался ходить в Тульские земли. Но обстоятельства оказались выше него. И отказаться он не мог. После обмена он возвращался домой через степь. Где немного задержался. Тогда-то и пришли известия о том, что кто-то из поместных хулиганит.

Как услышал о вое волков, так и побледнел он тогда.

Это не осталось незамеченным. И… в общем, как человека, знавшего Андрея, его не могли уже отпустить домой. В конце концов, если не получится поймать этого буйного вотчинника в поле, через Ахмета можно будет найти его дом с женой и людьми.

Парень зацепил интересы кого-то из уважаемых людей. И он был готов платить. Хорошо платить. И сурово карать тех, кто проявит к нему неуважение в этом благородном деле.

Так что, Ахмету пришлось идти. Скрепя сердце.

И если окружающие радовались такому приобретению, то он чувствовал себя смертником. И чем больше узнавал о проказах Андрея, тем больше хотел «сдернуть» куда-нибудь. Тихонько. А потом заявить, что лошадь чего-то испугалась, понесла и он заблудился в этих «проклятых лесах». Но, то ли это желание ощущали остальные, то ли звезды нужным образом не сходились, но ему никак не удавалось выбрать удачным момент для бегства. Он все время находился на глазах у кого-то…

Из-за чего отчаивался все больше и больше…

***

В Тулу весело и шумно ввалилась труппа бродячих скоморохов. Их отец Себастьян специально перехватил и направил в нужный город. Заплатив вперед. Да, бедный. Но ему требовался фон. Яркий и шумный, чтобы на него не обратили особого внимания.

По сему, подождав, пока скоморохи вошли в город, собрав толпу всякого рода зевак, туда же направился и он. Чтобы в толпе немного потолкаться. Послушать. Посмотреть. Даже решить, как поступать дальше. Однако не доходя до толпы, он почувствовал чей-то пристальный взгляд. Оглянулся. Так и есть. Вон — местный священник стоит и приглядывается к нему.

Мягко тому улыбнувшись, он сделал то, что не сделал бы никто, боящийся разоблачения. Отец Себастьян направился прямиком к этому священнику.

— Доброго тебе дня добрый человек, — с легким акцентом произнес отец Себастьян.

— И тебе доброго дня. Ты, я вижу не местный.

— О да, — подпустив грусть во внешний вид, произнес отец Себастьян.

— Лях? — поинтересовался отец Афанасий, ориентируясь на акцент.

— Та не, — устало махнул он рукой. — Но пожил в коронных землях. Ивашкой звать. Сыном Агафона.