Андрей Булычев - Эстляндия [СИ litres]

– Не жадничайте! – выкрикнул командир. – Распределяйте цели равномерно, сейчас ушкуйники на борта полезут, всем зарядиться и бить цель по готовности!

С подошедших трёх ладей ушкуйников в борта коггов впились якоря-кошки, и теперь суда сходились борт к борту. Несколько ганзейцев мелькнули над палубой, попытавшись было перерубить абордажные концы, но их тут же выбили самострельщики.

– Ура-а! Бей! А-а-а! – раздался рёв Щукарей, и на борта коггов полезла полуторасотенная отчаянная рать. Дальше битва происходила на палубах, и стрелкам доставалась лишь редкая цель.

– Трое на мачту! – крикнул взводный, и самые лёгкие стрелки полезли наверх, держась руками за натянутые канаты. Теперь, когда ганзейцам было уже не до Андреевцев, по ним можно было вести стрельбу и с горизонтальных рей мачты, а также и с верхового «вороньего гнезда». Минут через двадцать с командами коггов было покончено. Тот, кто хотел жить, сдался на милость победителей, а остальные приняли смерть в бою на палубах и в трюмах своих кораблей.

Две лёгкие ладьи ганзейцев не стали испытывать судьбу. И так их команды поредели в недавней схватке более чем на треть. Они уходили по реке в сторону крепости. Всё, Нарвский залив был в руках у русских, и часа через три двадцать шесть ладей и три больших когга вошли в речное устье. А в трёх десятках вёрст выше по течению стояла уже сама крепость.

– Широкая река! – Покрутил головой Михаил. – Не перепрыгнуть её и не перейти вброд, что делать-то тут будем? – и он оглядел свою свиту.

– Так вот Андрей Иванович пусть и поведает нам, как он эту крепость два года назад чуть было штурмом не взял, да опосля отчего-то передумал, и зачем он потом от неё уже дальше ушёл? – Кивнул на Сотника ближний боярин князя Прибыслав.

– Не было намеренья её тогда мне брать, – проворчал в ответ Сотник. – Да и не я там тогда был, а старший мой сын Василий. Правильно, что на стены не погнал людей. Коли надо было бы, так взяли бы, конечно, её, а так моя конная рать тогда просто мимо неё шла. У неё своя цель в глубине эстляндских земель была. Да и не дело это – брать такие укрепления в конном строю. Для того особая подготовка и припасы нужны.

– Как переправились-то здесь? – спросил его черниговский воевода Ростислав. – Широкая ведь река, не Днепр, конечно, но поширше нашей Десны уж точно будет.

– Конная рать тогда вплавь шла, для того мои воины обучены. Разметали заслон на берегу и сотню латников, вышедшую из крепости, выбили, ну а потом уже дальше пошли, – ответил Андрей.

– Ну, так пусть, коли они такие умелые, и в этот раз его сотни вплавь идут, – предложил князю Прибыслав. – Завяжут пока боем ливонцев на их берегу, ну а там и мы к ним уже на подмогу подоспеем?

– Совсем ты любишь Андрей Ивановича, – усмехнулся князь. – Извести его, что ли, задумал, боярин? И чем он тебе только так не угодил? Его конную тысячу ещё в реке хорошо проредят, до берега и половина от неё не доберётся. А вторую половину уже на берегу копьями встретят и для удара даже развернуться не дадут, я правильно говорю?

– Точно так, князь, – подтвердил Сотник. – Тут нахрапом ничего не сделаешь. Ливонцы свои три тысячи растянули на подходе к берегу и только ждут от нас ошибки. Нам нужно действовать хитростью. Дайте день на то, чтобы все воеводы свои домыслы, как тут действовать, вам подготовили, а потом уже на общем совете всех выслушайте и выберите самый из них разумный.

– Ну что же, пожалуй, я так и поступлю, – немного помолчав, принял решение князь. – Завтра после общего обеда каждому озвучить свою задумку, как нам ливонца с его берега выбить, а потом ещё и крепость взять. Всё, ступайте к своим ратям, воеводы!

Обед был по-княжески обильным, как будто бы и не было лютого голода в окружающих землях. В больших походных шатрах, поставленных на лесной опушке правого берега, одно блюдо сменяло другое. Вот занесли запеченные на вертелах целиком туши оленей. Прислуживающие у столов дюжие молодцы быстро отрезали самые аппетитные зажаренные куски и, выложив их на серебряные подносы, поднесли на главный стол, туда, где сидел русский князь с герцогом Кристофером.

– За славного Черниговского и Новгородского князя Михаила, да продлятся его годы! За справедливого и щедрого властелина, объединившего земли северной и южной Руси и заставившего трепетать врага! – провозгласил здравницу новоутвердившийся новгородский тысяцкий Борис Негочевич.

– Любо! Любо! – заревели присутствующие, поднимая наполненные до краёв кубки. Только датский герцог с командиром латной кавалерии Мадсом и сам Сотник отпили с улыбками молча.

– Что-то не вижу я радости на твоём лице, Андрей Иванович, – со сладкой улыбкой и так, чтобы слышали многие, спросил Сотника боярин Прибыслав. – Или тост стольного городского головы тебя не порадовал, или ты приболел, может быть, часом? Вон и кубок свой до конца не выпил, так, только немного его пригубил, словно иноземец какой.

Шум за столом стих, и множество глаз устремились на собеседников.

«Вот только этого мне сейчас не хватало, – подумал Андрей. – Что ж ты лезешь, боярин? И где только я тебе дорогу успел перейти? Нужно было как-то выходить из этого щекотливого положения, ещё объявят смутьяном, желающим зла князю, и потом – «Ага!» Мечом по шее, ну или яду в кубок подсыпят. Хотя это сейчас вряд ли. Пока бригада может быть полезна своими мечами, всё же не посмеют меня убрать, – просчитывал все варианты Андрей. – Ну ладно, подхалимы, вы сейчас сами нарвались», – и он резко встал из-за стола.

– Моя бригада и я сам привыкли на деле доказывать свою верность властителю и никогда, повторюсь, никогда и никого мы не предавали! Кровь свою проливали, жизни клали в жестоком бою. С честью и храбростью бились против многократно превосходящих нас сил врага, о том вон можете хоть наших союзников иноземцев спросить. А свою верность и доблесть мы не на показных пирах с большими кубками привыкли показывать, а с мечом и копьём стоя в ратном строю. Князя Михаила же я и все мои люди уважают и принимают его всем своим сердцем, ибо против врага он нашего лютого вышел, а не отсиделся где-то там, в дальнем Черниговском тереме. Прости, князь, ты за мой прямой язык. Не привык я паутину, словно мизгирь в углу, плести и сладкие словеса на ней узорами развешивать. Чтобы не было глупых и пустых разговоров, пью я этот кубок, желая тебе здоровья и многих лет, – и Андрей разом осушил серебряную посудину с фряжским вином.

Михаил поднялся с места и вслед за Сотником осушил и свой кубок.

– Я верю Андрею. Здесь, в этом шатре, нет для меня чужих людей!

– Любо! Любо! – заревели военные начальники и вся княжья свита. Многие тут искренне радовались, что не быть разладу в их войске, но были и такие, кто сидел за столами с кислыми улыбками и прятал глаза.