Владимир Шарапановский - Секс-тур в юность

— Я также думаю, что это он. Кто из следователей есть на службе?

— Скорее никого, как раз сдача дежурства происходит, и многие уже ушли домой.

— Хорошо, тогда начинайте пока с ним разговор, а я чуть позже подойду.

Меня пропустили в здание, и конвойный сопроводил меня по коридорам в допросную комнату. Ну и где она у них тут находится. В здании ранее, точнее позднее, бывал не раз, приходилось иногда после командировок, по вызову приходить и уточнять с чем был ознакомлен у заказчиков. Но то было в нормальных кабинетах, а в этом и окон нет, глухие стены. Должно быть одно с поляризованным фильтром, для односторонней прозрачности, но вряд ли в воскресенье, в той комнате кто-то будет.

Только я уселся и успел осмотреться, как зашел старший лейтенант, и подошел к противоположному стулу.

Со старлеем говорить не стану, несерьезно это доверять ему такое, и жаль его приплетать к такой информации. Он итак видно всю ночь не спал, вон глаза красные и вид помятый. Скорее всего — дежурный, кто еще будет тут в выходной день.

— Так, начнем беседу, представьтесь.

— Я же на проходной все указал, и это записано в пропуске, перепишите из него.

— Так не положено, вы должны сами все произнести.

— Я понимаю, что весь разговор пишется, но я ничего не стану сообщать пока там сидит ваш сотрудник и следит за записью, и вообще никому званием ниже полковника, я не стану ничего рассказывать. Очень, знаете ли, не хотелось бы, чтобы свою службу вы продолжали в местах, где собеседниками будут только белые медведи да пролетающие чайки. И это продиктовано поверьте только заботой о Вас и вашем будущем. А так я могу только беседовать о школьных делах или о погоде. Вполне светская беседа.

— А зачем Вы сами явились сюда, если не желаете ничего говорить?

— Да я страстно желаю говорить и как можно больше рассказать, но, увы, для этого необходимо исполнение указанных мной условий. И сейчас своим промедлением Вы отнимаете время у всех. Чем дольше мы тут будем спорить, тем меньше я сообщу, а это менее всего соответствует моим намерениям.

— Так начинайте.

— Могу вам рассказать про школу и про создание ансамбля в нашем классе, могу вам песню спеть, абсолютно уверен, что вы её никогда не слышали. Вам понравится. Так я начинаю.

Полковник вошел в комнату, из которой наблюдалась комната для допросов, и услышал пение. Старший лейтенант сидел, и было видно, что с трудом подавляет распирающий его гнев, а школьник сидел с закрытыми глазами и вдохновенно распевал.

— Хорошо я выслушал твое упражнение в вокале, но может вернёмся к разговору.

— Вам что не понравилось? Ведь отличная песня, жаль, конечно, что нет инструментов: гитары, а лучше рояля и скрипок. А так — акапелла, я наверно отвратительно исполнил. Давайте я вам одно из моих любимых стихотворений почитаю. Тут у меня куда больше талантов и многим нравится, как я декламирую стихи. Вот слушайте, это в переводе Маршака, но если пожелаете — могу и в оригинале, но там сложность, Роберт Бёрнс писал не на том английском.

А парень неплохо держится, надо будет к нему приглядеться внимательнее. Другой бы уже вспылил, отвесил бы затрещину, а этот терпит издевательства школьника, и подавляет гнев. Неужто, Сергей Николаевич был прав, и у школьника не в порядке с головой? Но непохоже, издевается сознательно, и провоцирует взрыв.

Интересно, а чего он добивается? Пришел к нам поиздеваться? Таких отмороженных редко где встретишь, может он один из таких?

А стихотворение он читает действительно очень проникновенно, как из души исходят слова. И выбрал его явно с умыслом и подтекстом.

В это время наступила тишина, и старший лейтенант произнес с металлом в голосе.

— И долго ты еще будешь стихотворения читать.

— Вам опять не понравилось, а меня обычно хвалили. Ну, могу еще прочесть лекцию по последней статье для журнала, она не является секретной, хотя разглашать тоже нежелательно, чтобы сохранить приоритет за нашими учёными. Она по астрономии, и если что — то получить консультацию по содержанию, можно прямо по соседству в здании бывшей церкви этой Второй Гимназии. А остальное я могу сообщить лицу в звании не ниже полковника, всех остальных могут заслать служить, куда Макар телят не гонял.

Похоже, пора прекращать этот цирк. Так можно до бесконечности ждать, когда этот оболтус одумается, и начнет говорить по существу. Надо идти спасать нашего сотрудника, а то держится из последних сил.

Я сидел и наблюдал, как старлей давил злость, и загонял её внутрь. Вот вам и кровавая гэбня с пытками на допросах. Я тут, уже около двадцати минут нарываюсь, а следователь терпит. Кремень-парень. Жалко было бы губить карьеру у такого. А вот если бы попалось дерьмо и начало мордобой, то я бы ему рассказал кое-что, чтобы упекли болезного «во глубину сибирских руд», зэков охранять на самых глухих зонах.

Тут дверь комнаты отворилась, и вошел полковник. Старлей быстро встал, а я остался сидеть, я не при погонах и не обязан вскакивать. Там посмотрим, достоин ли полкан полной откровенности. Но при нем уже можно говорить.

— Товарищ полковник, очень хорошо, что вы зашли, а то я давно прошу этого. Тут у меня еще есть просьба, чтобы в комнате с записывающей аппаратурой никого не было. Ведь по времени известно, на сколько времени бобина. Мы будем делать паузу, пока будут менять плёнку. А записанные надо сразу опечатывать, так как позднее их заберут в Москву.