Евгений Шалашов - Западный рубеж [СИ]

Вот те раз. Еще чуть-чуть, и Спешилова объявят дезертиром. У них что, в Политуправлении левая рука не знает, что творит правая? Впрочем, может и на самом деле не знает.

— Отбейте им телеграмму, — посоветовал я. — Дескать, Спешилов Виктор Николаевич получил назначение на Западный фронт, в данное время воюет с поляками в качестве комиссара шестой дивизии РККА. По всем вопросам рекомендуем обращаться в ПУР.

— Ну, ни хрена себе, — ругнулся Куприянов. — Мой комиссар повышение получил, в действующую армию ушел, а я ни сном, ни духом. Владимир Иванович, а ты-то чего молчал? А, да, — сообразил комиссар дивизии. — Ты же и сам только сегодня прибыл. Ладно, от сердца отлегло.

— Иван Федорович, ты лучше расскажи, что там начдив делает? — попросил я, понимая, что комиссара сейчас больше волнует судьба своего подчиненного, а не мятеж заключенных.

— Это ты про свою тюрьму, что ли? Начдиву посоветовали авиацию поднять, скинуть на монастырь парочку бомб с хлором, что от англичан осталось.

— Кто там такой умный? — поинтересовался я, стараясь не сорваться на крик. — Скажи мне фамилию, Иван Федорович, я его прямо сейчас куда-нибудь закатаю. Могу в каталажку, могу в асфальт.

— В асфальт? — хмыкнул Куприянов. — С асфальтом лучше повременить, да и нет у нас асфальтовых котлов. А умник — наш новый начштаба. Говорит, зачем на каких-то заключенных, тем более, бывших белых, силы тратить, если у нас два вагона отравляющими снарядами да бомбами забиты? Филиппов ему уже сказал, что он дурак, так тот обиделся, решил жалобу командарму писать.

— Давай я его арестую, потом Кругликову отдам — мол, губчека контрреволюционера поймало, теперь пусть особый отдел армии разбирается, — предложил я. — Ладно, заключенных ему не жаль, так там город под боком, весь иприт на Холмогоры пойдет. Подскажи только, за что арестовать.

— Дельная мысль, — одобрил комиссар, потом попросил: — Только, давай чуточку попозже. Он так-то со своей работой справляется, а глупость брякнул, не подумав. А уж за что арестовать сам придумаешь, а я подтвержу.

— Ну ладно, — вздохнул я, смиряясь с мыслью, что начальника штаба пока арестовывать не стану.

А жаль. Я тут, понимаете ли, по крупицам собираю сведения об использовании интервентами и белыми отравляющих веществ, а он глобальное отравление мирных граждан собрался устроить!

— Что же касается твоих мятежников, пока ничего не скажу. Начдив сказал — разберется, и уехал. Ты сам-то, что делать собираешься?

— Так что делать? — хмыкнул я в трубку. — Сейчас людей соберу, и в Холмогоры поеду, вот и все.

— Ну, сам-то езжай, без твоей отмашки начдив ничего делать не станет, а людей можешь не брать. Филиппов туда целую бригаду отправил, при трех орудиях.

Уже не слушая комиссара, попрощался и повесил трубку. И впрямь, много народа я брать не стану, но начальнику губчека ездить без свиты, тоже невместно. Посему, ограничился тремя оперативниками.

Ерш твою медь! Попал, называется в мирную жизнь, на рутинную работу. Я уже собирался выходить, как Муравин предложил:

— Владимир Иванович, может, я сам съезжу? Вы, вроде бы, официально у меня дела не приняли, отдохните с дороги.

Я только отмахнулся. В поезде, пока ехал, только и делал, что спал, в перерывах утешал Анну, обещая, что муж вернется живым и здоровым.

— Вот еще что, — вспомнил Муравин. — На днях Книгочеев интересовался, когда вы вернетесь. Он что-то интересное по вашему англичанину накопал. Я уже спрашивал — я могу, как и.о. начальника что-то решить, а он заладил — только самому товарищу Аксенову сообщу.

Похоже, Полиект слегка обиделся на моего «спеца» за то, что тот не поделился с ним «копанкой». Ничего, переживет.

— Прости, Полиект Михайлович, — развел я руками. — Как говорят в романах — это не моя тайна.

Интересно, что там Книгочеев нашел? Ну да ладно, выясню.

По дороге на Холмогоры обнаружилось, что мне и на самом деле хочется спать. Но как не пытался устроиться поудобнее, не получилось. Не то мой «Роллс-ройс» не приспособлен для отдыха, не то грунтовая дорога, но как только начинал клевать носом, так стукался головой о дверцу.

До монастыря добрались часа за три. Могли бы и раньше, но из-за скверного бензина Антону приходилось останавливаться, и прочищать карбюратор.

В Успенском монастыре содержалась Анна Леопольдовна, племянница императрицы Анны Иоанновны, мать несчастного царя-младенца Иоанна, свергнутого Елизаветой Петровной.

Подозреваю, что впоследствии скажут, что инокинь из монастыря выселили большевики, но на самом-то деле обитель уже в восемнадцатом году пребывала в запустении. В бытность Северного правительства здесь размещались казармы и мастерские, а пару месяцев назад, по моему приказу, тут обустроили фильтрационный лагерь. Разумеется, нехорошо превращать святую обитель в узилище, но у зданий, превращенных в тюрьму, гораздо больше шансов уцелеть, нежели у пустующих зданий.

Вокруг лагеря суетились красноармейцы, отрывая окопы и занимая позиции, а напротив ворот уже устанавливали «трехдюймовку». Еще одну «излаживали» так, чтобы она смогла подавить пулемет, буде тот затащат на колокольню. Третье орудие я пока не узрел, но оно, скорее всего, устанавливается с другой стороны, у запасных ворот.

Возможно, кому-то покажется нелепым, что для подавления восстания заключенных, имевших одну винтовку на восьмерых, проводят такие серьезные приготовления, но только не мне. Переоценить противника плохо, но избави боже его недооценить!

— Антон, тормозни, — приказал я водителю, а когда машина остановилась, открыл дверцу и громко спросил: — Бойцы, кто у вас главный?

— Терентьев, комбриг, — отозвался кто-то, а еще один из красноармейцев поприветствовал:

— Здравия желаю, товарищ Аксенов.

О, этих ребят я хорошо знаю. Можно сказать — однополчане. Вышел из машины, и пока отыскал Терентьева, ладонь заболела от крепких рукопожатий.

Командир бригады устроился на возвышенности, рассматривая монастырь в бинокль, благо, что стена здесь не очень высокая.

— Высокой начальство пожаловало, — поприветствовал меня комбриг. — Раз приехало, будет руководить!

— Ага, — поддержал я Терентьева. — Сейчас начну руками водить. Скажите лучше, что вы в биноклю-то углядели, товарищ комбриг?

Терентьев стал серьезным.

— Пулемет на колокольне, как я и думал. На стенах никого нет, но внутри, в зданиях, расположились стрелки — стволы бликуют. Видимо, будут ждать, чтобы мы вошли внутрь, тогда и стрельбу откроют. Парламентеров станем отправлять?

— А надо? — поинтересовался я.

У меня с некоторых пор при слове «парламентер» начинала болеть раздробленная лопатка, и принимались зудеть шрамы. И винить некого — сам дурак.