Олег Кожевников - Михаил II: Великий князь. Государь. Император [сборник litres]

Завершив дружеское общение со мной, начальник штаба превратился в жесткого командира, начавшего отдавать короткие и безапелляционные приказы командиру бронепоезда, штабс-капитану Овчинникову. После того как задачи штабс-капитану были поставлены, Клембовский подошел ко мне и сказал:

– Ну что, Миша, поехали теперь к командующему фронта, он тебя ждет. А вечерком, надеюсь, мы с тобой еще раз встретимся и вспомним молодость. Мне тут привезли шикарное мозельское вино – вполне достойное, чтобы его отведал великий князь.

Приказав прапорщику Хватову рассаживать бойцов спецгруппы в «Форд» и следовать на нем за автомобилем генерала, я направился к ожидавшему меня в кабине Клембовскому. Когда мы тронулись, оглянулся назад. За нами как привязанный катил «Форд» спецгруппы. До штаба фронта было недалеко, но даже за то короткое время, пока мы ехали, Клембовский успел рассказать, что все штабные офицеры зачитываются газетами, где описываются петербургские подвиги великого князя. А еще Клембовский заявил, что командующий фронта тоже читал эти газеты и отзывается обо мне очень хорошо. Так что можно просить у него любые нужные для корпуса ресурсы. Все, что есть на складах Юго-Западного фронта, он мне без всяких проволочек выделит.

Брусилов, как и говорил мне Клембовский, действительно меня ждал и рад был, что командир 2-го кавалерийского корпуса наконец прибыл к месту своей службы. У меня из прочитанных материалов Бунда, из газетных статей и сплетен, которые пересказывала Наталья, командующий Юго-Западным фронтом вызывал ассоциацию с его великим предшественником Александром Васильевичем Суворовым. Тот также был потомственным военным и тоже не мыслил иной карьеры. Похожи они были даже внешне – оба невысокие, худощавые и подтянутые, жилистые и выносливые. И Суворов, и Брусилов были исключительно требовательны к подчиненным, не чурались жестких дисциплинарных мер, в то же время были любимы солдатами, которые шли за них в огонь и в воду. Оба новаторы в военном деле, не стеснялись смело «ломать стереотипы», брать на себя ответственность. Честолюбия у них было в избытке, что свойственно всем настоящим карьерным офицерам. И нелепые на первый взгляд поступки тоже присущи были обоим.

Пока Брусилов мне что-то говорил, я думал о его военном гении. План наступления, который был стратегическим новшеством для этого времени, заключался в том, чтобы произвести по одному прорыву на фронте в четырех частях своей армии. До этого, как говорится, «били клином» – вели наступление всеми силами по одной линии. Такого варианта операции придерживался Алексеев и сам Николай II. О «Луцком прорыве» (в прессе названом Брусиловским) Клембовский мне рассказывал, что вечером 21 мая, перед самым наступлением, Алексеев пригласил Брусилова к себе и передал, что несколько сомневается в успехе активных действий фронта. Это сомнение вызвано вследствие необычного способа, которым он его предпринимает. То есть атаки противника одновременно во многих местах, вместо одного удара всеми собранными силами и всей артиллерией, которая распределена по армиям. Алексеев сказал, что сам царь желает временно отложить атаку, дабы устроить лишь один ударный участок. На отказ Брусилова Алексеев ответил, что Николай II уже лег спать и будить его ему неудобно, и он просит командующего фронта подумать.

Из беседы с царем я понял, что он не очень хорошо относился к Брусилову. А если точнее сказать, Николай II его не любил и терпел только из-за государственных интересов. Слишком тот как военачальник был хорош. А вот мне Брусилов понравился, и именно своим профессионализмом. Не сюсюкал со мной, как с братом императора, а конкретно и ясно ставил задачу командиру корпуса. А когда служебный разговор закончился, он очень естественно переключился на газетные статьи о моих действиях в Петербурге. В отличие от многих должностных лиц, которым я рассказывал о финских егерях в столичном регионе, Брусилов отнесся к этому очень серьезно. Мы начали обсуждать вопрос – как бороться с такими подарками Германии. Тогда и возникла тема организации наших партизанских групп. По-видимому, Брусилов напряженно думал, как противодействовать контратакам противника, когда резервов практически нет, а стойкость войск при обороне неуклонно падала. Мой рассказ о финских егерях и о крайней опасности для напичканной войсками столицы направил его мысли на применение таких же методов для тылов противника. Я с Брусиловым согласился, что, введя в тыл начавшего наступление противника пускай и небольшое подразделение, можно сорвать даже тщательно подготовленную операцию. Целая дивизия в жесткой обороне не сделает то, что способен натворить в тылу противника всего лишь один эскадрон «Дикой» дивизии. Вся сложность заключалась в том, как забросить в тылы противника наши рейдовые группы. Вот это мы и начали обсуждать.

Я выдвинул идею, что при настойчивых атаках противника нашим передовым армейским частям не нужно вставать в жесткую оборону. Лучше отступить на заранее подготовленные позиции. Неприятель будет преследовать и наседать на отступающие русские подразделения, и, несомненно, в его боевых порядках появятся разрывы. Вот через эти щели в построении вражеских войск и должна проникнуть в тылы противника наша партизанская группа. Оказавшись в тылу у неприятеля, рейдовая группа, прежде всего, должна действовать на тыловых коммуникациях врага, нападать на штабы и склады противника, создавать хаос и распространять панику. При этом не нужно вступать в схватку с боеспособными подразделениями противника. Лучше применять тактику комариных укусов – укусил и отлетел, потом снова цапнул, но уже в другом месте.

Брусилов ненадолго задумался, а потом ответил:

– Идея интересная, но она требует хороших исполнителей. Где мы сейчас можем найти обученных солдат, чтобы сформировать такие подразделения? А рисковых и инициативных офицеров с железными нервами тоже практически нет.

На это замечание я ответил:

– Да любой эскадрон Туземной дивизии справится с этим делом. У моих джигитов в крови действовать самостоятельно, небольшими отрядами. Их предки всю историю так воевали – укусят, вырвут кусок добычи и в горы. Если они будут действовать так, как заложено у них с детства, то паника в тылах противника точно обеспечена. Помните, как действовал Ингушский полк, когда дивизия Деникина наступала на Луцк. Тогда произошло примерно то, что я сейчас предлагаю. Части 74-й пехотной дивизии штурмовали деревню Езераны и несли большие потери. Бой был страшный, ведь войскам генерала Деникина противостояла одна из лучших германских частей – 20-я Брауншвейгская дивизия, носившая имя «Стальная». Они своими контратаками оттеснили деникинцев и, по-видимому, в боевых порядках немцев образовалась брешь, и полковник Половцев (командовавший штурмом) решил, что теперь настало время действовать коннице, и скомандовал в атаку приданной кавалерии. Этот последний удар по неприятелю, оборонявшемуся в деревне Езераны, и предстояло нанести Ингушскому конному полку полковника Мерчуле. Всадники первой сотни штабс-ротмистра Баранова под убийственным ружейным и пулеметным огнем противника ворвались в Езераны, перескочив через вражеские окопы, которыми была окружена деревня. Бой за Езераны завершился блестящей победой всадников и офицеров Ингушского полка. В тот день было забрано ими в плен 134 немца при одном офицере, заколото свыше 230 и взято 5 тяжелых германских орудий. И тогда всадники действовали не в тылу противника, а на самой что ни на есть передовой, против вышколенных немецких солдат.