Алексей Русанов - Запасной

***

Со мной у Деда получилась легко, а с американцами не получилось никак. Он пытался донести до них мысль, что они должны забрать моё тело с Луны. Но человек он деревенский, с кем и как общаться не знает, в результате лишь напугал президента Никсона и сильно озадачил астронавтов, летящих к Луне на Аполлоне-12. Позже на Земле Дед вступал в контакт с несколькими астронавтами, пытался убедить их изменить программу предстоящего полёта, угрожал им разными кознями. Но в результате лишь устроил чехарду с назначением в экипаж следующего Аполлона.

11 апреля к Луне стартует Аполлон-13. Дед устраивает неопасную диверсию – на шестой минуте полета отключает один из двигателей второй ступени. Сатурн-5 благополучно выводит Аполлон на земную орбиту мощностью остальных двигателей, но Дед выходит на контакт с руководителем полёта Джином Кранцем и сообщает ему, что если он не согласится вернуть Любшина на Землю, он устроит на корабле более серьёзную аварию. Безрезультатно.

Последующая авария и эпопея со спасением Аполлона-13 заставляет руководство американской космической программы отнестись к явлениям Деда серьёзно, но ситуация уж слишком фантастична – побеждают скептики, но из оставшихся семи полётов к Луне оставляют только четыре (на всякий случай). Через год Дед предпринял последнюю попытку пристроить меня на борт к американцам. Во время перелёта к Луне Аполлона-14 никак не удаётся перестроить конфигурацию корабля: безрезультатными оказываются пять попыток пристыковать лунный модуль к командному отсеку. Дед явился экипажу и объяснил, что Природа больше не пустит людей на Луну, если они не привезут меня на Землю. Они обещают, последняя шестая стыковка удаётся, но Дед не понимает, что астронавты чисто технически не могут прилуниться в необходимом месте.

К этому времени я уже начал понемногу осваиваться в этом новом для себя состоянии. Но почти два первых года ощущал себя паралитиком. Так чувствует себя человек, перенёсший обширный инсульт, не способный даже мелким движением подать какой-либо знак, сообщить о том, что он жив, чувствует, мыслит. Но если в моём случае мою телесную неподвижность обусловливали как сами физические параметры среды, так и специфика того состояния, в которое ввёл меня Дед, то вот свою внетелесную свободу мне пришлось осваивать также тяжко и долго, как развивает себя паралитик от героического движения пальцем до виртуозного приседания на корточки. Дело в том, что Дед ввёл меня в это специфическое состояние искусственно, а оно подразумевает очень высокий уровень подготовки в областях, о которых я даже не ведал. Поэтому первое время разум мой – ну, или душа – был не только намертво замурован в окаменевшем теле, но не способен был даже на обмен с Дедом простейшими мыслями, хотя его я слышал и понимал прекрасно. Больше двух лет ушло у меня на освоение новых способов коммуникации, так что внятно объяснить Деду бесперспективность его «переговорных» усилий мне удалось только к весне 71-го. Впрочем, к тому времени он и сам осознал, что учинённая мной дисгармония – это надолго, так что свою кипучую деятельность он после Аполлона-14 прекратил, перенаправив свои усилия на моё обучение и развитие. Тем более, что я теперь мог с ним общаться, спрашивать, отвечать. И успехи мои из меня попёрли: первым делом я научился писать. – Выбрал наугад точку на приборной панели и преисполненный мысленным сопением, мысленно высунув язык, как первоклассник исправляющий двойку, широкими «мазками» принялся переставлять атомы в верхнем молекулярном слое. Получилась достойная первоклассника, немного корявая запись, достаточно отчётливо видная в хороший микроскоп. Я оставил её в первозданном виде в память о своём первом значительном достижении, а все последующие дневниковые записи делал в «точке» неподалёку.

Затем я повадился посещать Землю. Сначала друзей и любимых, потом всех, кто мне был интересен; не являясь никому и не заговаривая – Дед строго настрого сие запретил – я с любовью и трепетом навестил всех. С кем-то сердце моё успокоилось, с кем-то сжалось от боли, но главное – я их стал отпускать.

А потом мне открылся доступ в информационное поле Земли. Этот ключик Дед оставил мне на прощанье. И именно это до сих пор составляет главное моё увлеченье. Будущее скрыто от меня, но прошлое открыто сполна. Я считал, что удовлетворю своё любопытство скорее, и так бы оно и случилось, будь я чуточку поглупей. Ну, хотя бы на пол-извилины, остановивших бы меня от последнего шага, шага в бескрайние поля истинной истории, о которой лучше не знать. Я по-прежнему веду записи во второй «точке», но это не хроники моих изысканий, а лишь скромные размышления и всё чаще стихи.

К первой «точке» я пририсовал стрелку и – гигантскими буквами, видными без микроскопа, – указание ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ. Здесь вы сейчас и читаете. Это не исповедь, я уже говорил. Я не сомневаюсь в своём возвращении, но не знаю – вернусь ли к жизни. Поэтому постарался составить максимально объективный рассказ о себе. Для чего использовал фрагменты своих старых записей на Земле, которые – я уже говорил – сожжены, но если умеючи – доступны по-прежнему. Не все из них отражают моё текущее понимание своей жизни, но у меня почти не осталось желания казаться не тем, кто я есть.

Умеючи, мне доступны любые события и деяния, к каковым относится и всякое слово, равно сказанное или написанное. Те, что мне приглянулись, я цитирую во второй «точке». И закончить хотел бы цитатой, как бы ну совершенно не имеющей ко мне отношения: «В этом забеге твой финиш там, где ты упал замертво». Сказано одной знаменитостью, наедине с собой, в пору выхода из уныния. Поэтому, кто сказал – не скажу!