Андрей Шопперт - Колхозное строительство 4 [СИ]

— Все свои были. Вчера был приёмный день, было несколько штатских. А может это Тишков занёс, он тоже вчера заходил.

— Зачем?

— Просил нескольких отставников. Хочет их к себе в министерство взять, какую-то «контрольную комиссию» создаёт по проверке деятельности «Сельхозтехники».

— Тишков? — Цвигун прикрыл глаза, — Человек он странный. Умный. Талантливый даже. Какие песни пишет. А книжки. Зачем ему? Он если чего узнает, то и так мне или тебе сказать может.

— А хлопок? Я поинтересовался, он три дня назад собирал совещание, как раз с хлопкоробами из Узбекистана.

— Ну, тогда точно не он. Не дурак же, такую улику нам в руки давать, — усмехнулся Семён Кузьмич.

— Да, это я так, от безысходности. Сегодня придётся Брежневу нести новое письмо. Чувствую, окажусь вечером в том же Узбекистане начальником районного отделения в звании капитана.

— А у нас ведь есть кое-какие материалы на этих «хлопкоробов», на ту же Ядгар Насриддинову, на Рашидова? — вскинулся Цвигун, — С собой возьми.

— Я как-то пытался намекнуть весной об этом Брежневу. Он разорался на меня, что не там врагов ищу, — Семичастный прошёл к сейфу и достал объёмистую папку, — Но документы, конечно, возьму с собой.

— Может, сейчас Леонид по-другому посмотрит на этих деятелей?

— Дай-то бог.

Боливийский анекдот: Бегущий по улице богач — это спортсмен.

Бегущий по улице бедняк — это вор.

Сукре. Маленький захолустный городок. Если бы! Столица Боливии. Прилетели в Ла-Пас — все его и считали столицей, но нет. Встретивший их военный в кричащей форме развеял эти предположения.

— Сейчас мы с вами загружаемся в автобусы и едем в столицу. Знаю, что все иностранцы считают ею именно Ла-Пас, но это ошибка. Столица находится в городе Сукре. Там вас примет президент, хоть резиденция у него как раз в Ла-Пасе. До вечера доедем до города Ориппо — там, на берегу озера Поопо, и будут, как я понимаю, проходить съёмки фильма. В Ориппо переночуем, и к обеду будем в столице.

Кадри Лехтла, глядя на офицера, всё время хотела мотнуть головой, отгоняя виденье. Серая фашистская форма, и петлицы такие же, и погоны. А три солдата, что были с офицером, — так вообще словно сошли с немецких плакатов. Даже каска один в один. Бред! Интересно, а почему так? Скопировали с германской, симпатизируя Гитлеру? Ну, Гитлер не очень хорошо закончил своё пребывание на Земле, и уж точно не в раю сейчас. Убийцы миллионов людей, и уж тем более самоубийцы, туда не попадают.

На их немаленькую команду боливийцы выделили два небольших автобусика и такой же крохотный, словно игрушечный, грузовичок. Дорога не асфальтирована, вьётся между гор, всё время карабкаясь над пропастью. Если в окно смотреть, то можно и инфаркт заработать.

А ещё нечем дышать. Клементе де ла Роча, встретивший их офицер, пояснил, что они сейчас на высоте трёх километров, и дышать будет сперва тяжело. Это была шутка. Ещё и похвастал, что вода здесь кипит при 90 градусах Цельсия. Тяжело?!

Началось с пищеварительной системы. Сначала возникло чувство полноты желудка, распирание в подложечной области, тошнота — а уже через час у всех начался понос.

— Привыкнете, нужно больше пить, — сочувственно покивал фашист.

Начали и глаза шалить. Словно в сумерках едешь — а за окном-то солнце вовсю шпарит.

— Новичок на такой высоте первое время ощущает недомогание, учащённое сердцебиение, лёгкое головокружение, небольшую одышку при физических нагрузках, сонливость, и вместе с тем плохо засыпает, — продолжал радовать де ла Роча, как будто они и сами это на себе не почувствовали. Осталось проверить только с засыпанием.

И всё время потеешь.

— На высотах 2500–3500 м у некоторых людей могут наблюдаться признаки эйфории: приподнятое настроение, излишняя жестикуляция и говорливость, ускоренный темп речи, беспричинное веселье и смех, беззаботное, легкомысленное отношение к окружающей обстановке. В дальнейшем эйфорическое состояние сменяется упадком настроения, апатией, меланхоличностью, притупляется интерес к окружающему, — Кадри готова была придушить этого лектора. Издевается, сволочь нацистская!

Так всё и было. Радовались прилёту, шутили, обменивались радостными тычками. Что-то говорили наперебой на десятке языков. А теперь, через пару часов, сидят в какой-то полудрёме, и только позывы желудка заставляют вскочить и требовать у водителя остановить автобус.

— Вы там осторожнее в кустах. Там змеи, да и прочей живности хватает, — нет, она точно сломает сейчас шею этому просветителю.

В их группе пять девушек. Трое кубинки и двое из СССР. Она из Эстонии, и вторая девушка — тоже из Прибалтики, смешанных кровей — отец латыш, а мать полячка. Элизабете Зимета — выше её на голову, но такая же длинноволосая блондинка.

Они и во Вьетнаме вместе были, на «стажировке». У Элизы на счету пятеро американцев, у неё трое и семь южнокорейцев из дивизии «Белая Лошадь».

Теперь вот здесь. Вместе по кустам дрищем. О, вон и Де Сика решил к ним присоединиться. Бедный режиссёр. Немолодой ведь.

Учительница: — Вы знаете, ваш сын… Нет, он хороший мальчик… Но уж больно много неприличных песенок знает.

Отец ученика: — Он их что, поёт?

Учительница: — Нет, насвистывает.

В школу пришлось идти. Тогда не успел — во Францию улетучился, и опять вот в школу неугомонная литераторша вызывает. На этот раз с Машей-Викой поцапалась. Не сошлись во мнении на творчество баснописца Крылова И.А.

Эта попаданка обозвала великого русского баснописца плагиатором.

— Вика, зачем тебе это надо? — спросил, когда рядом никого не было.

— Не знаю, вырвалось. Гормоны шалят.

Пётр уже сто раз пожалел, что решил отдать в обычную школу, а не спец, для партийных шишек. Эта прямо у дома была, а до специальной чуть не час добираться. Вот придёт сейчас и скажет, кто он и кто Маша — и что, лучше станет? Ох, сомнительно.

Приехал на «Чайке». Всё, кончилась конспирация, ходить будем сразу с ферзей. И, чтобы добить, лауреатские медали надел.

Увидел. Прибалдел. Эдакая Мэри Поппинс — Наталья Андрейченко. Умеют делать женщин в русских селеньях! Сразу даже ругаться расхотелось. Улыбнулся и спросил:

— Товарищ Воробьёва, а вы современные песни слушаете?

Поппинс посмотрела осуждающе. Типа, у вас же двое детей!

— Пусть их стиляги всякие слушают! — оппа, выше мы. По консерваториям и филармониям ходим.

— А «День Победы» — тоже песня стиляг?

— При чём тут… Тишкова? — и за указку схватилась. Щас как вдарит что есть дури по рукам, чтоб правильно их сложил, одну на другую.

— Тишкова Мария Петровна — лауреат премии Ленинского Комсомола. Кавалер нескольких иностранных орденов, да и советские награды есть, — не хотел ведь хвастать — довела. Нет. Завела — своей недоступной красотой. Стоять, старый сатир!