Андрей Шопперт - Колхозное строительство 3 [СИ]

Платья по карякам Маши-Вики и по красивым эскизам Штелле скроил и сшил новый костюмер большого театра Димка Габанов с погонялом Дольче Габана. Так его заставлял вышивать на подолах платьев Пётр. Как подпись автора на картине. А то лейблы всякие. Не пойдём на поводу у загнивающих.

Сами загниём. Плюсом к платьям двое туфелек и одни берцы. Мастерская в Краснотурьинске эту продукцию уже освоила. Десятками в месяц шили. Понятно и генерала не обделили. Сшили летние брюки с фельдипопсой рубахой. Сёма, правда, не модельной внешности, так хорошего человека, чем больше … тем больше.

Не ограничились этой мелочью. Пётр «уговорил» Цвигуна написать предисловие к своей книге и сам написал хвалебное предисловие к переиздаваемой книге генерала — «Невидимый фронт», вышедшей в прошлом году в Баку. Кто решил переиздать. Естественно редакция «Молодая гвардия». А кто ей подсказал такой разумный шаг шагнуть. Друг.

А друг Сёма в долгу не остался. И через свояка пробил помилование для Судоплатова. Семичастный не возражал, а Щёлоков на амбразуру не лёг. Не тот случай. Старый, смертельно больной человек, ослепший на один глаз. Пусть покоптит месяцок небо на воле. Сейчас отправлен в ведомственный санаторий КГБ в Крым. Пётр перед отъездом его снабдил одеждой из 200 секции ГУМА, продуктовым пайком и надеждой, что генерал-лейтенант нужен ему как воздух для одного очень важного дела.

— Министра культуры Америки порешить? — Вот как догадался?

— А у них есть, Павел Анатольевич?

— Ты же министр, тебе видней, — похудел во Владимире. Битый на вид. А взгляд не битый. Взгляд — недобитый. Тот ещё инвалид.

Вернёмся к барону Бику. Француз кроме двух хоккеистов привёз и несколько ящиков подарков. Ящик одноразовых пластмассовых газовых зажигалок. На сувениры. Продукцию освоили и вот с первой партии собрали подьярок другу. Ещё один ящик был с одноразовыми станками бритвенными. В этот раз «Gillette» накроется медным тазом. И эту подачу Петра приняли. Концерн Бик и Т расширяет номенклатуру. Привёз Марсель и пластиковую доску с парусом для виндсёрфинга. Тут ящик не нужен. Не любитель Пётр этого спорта. Просто будет в квартире как сувенир присутствовать. Несколько наборов вакуумной посуды тоже привёз. Теперь Тишков даже на работу салат в такой таскает. Всё лучше, чем стеклянная банка.

Пётр в ответ выдал ему книгу Рогоносец и эскизы фигурок пластмассовых к ней. Поговорили о Буратинах.

Такого успеха оба не ожидали. Книга разошлась тиражом в два миллиона экземпляров. И всё благодаря фигуркам. Биг с редактором придумали такой ход. Кто покупает четыре книги, тот получает в подарок раскрашенную фигурку Дуримара. А так она в продажу не поступает. У них во Франции даже уголовное дело на директора одной школы завели. Он к выпускному купил детям в подарок книги, а фигурки отдал жене на продажу. У неё маленькая лавочка на Монмартре. Вскрылось, конечно. Директора оштрафовали и уволили, а тираж пришлось опять допечатывать. Ажиотажный спрос возник. А ещё в прессу просочилась информация, что в одной из Тортил впаян золотой русский червонец. Тоже пришлось тираж допечатывать. Обладателем денежки стал семилетний карапуз Трюдо Сорье. Несколько дней всё газеты Франции его фото выставляли на первой странице. Потом и по телевизору показывали. Вот что значит правильная реклама. Ай, да Пётр, ай да с… сын.

Кроме книжки ушло во Францию и понятие автокарандаш. А ещё шаровый смеситель с системой фильтров для воды питьевой. Пётр Марселю даже продемонстрировал эту ноухау у себя в новой квартире в высотке Авиаторов.

— Карош, — смакуя воду холодную из богдановической кружки, проговорил пафосно француз, играя одновременно смесителем.

О чём это он? Оказалось обо всём, в том числе и о кружке.

— Удьёбный форма и размир. Можно дельят…

— Бляха муха. Конечно, Марсель. Нужно делать их пластмассовыми и на наружной поверхности нанести несколько шкал, для воды, для сахара, для муки, для масла.

— О ми мислим в один струна, — брутал расцвёл.

— В одном направлении. Сторона, а не струна. Струна на гитаре, — поправил на автомате Пётр.

— Трудный язик. У тебья струна толще. Думьять лучше.

— У русских всё толще, — блин, а сам-то немец.

Ну и набросались за встречу арманьяком. Потом за сотрудничество. Потом за «Бьюдучий успех». Потом за друга Марсика, потом за друга «Петью».

И очнулись утром в одной постели. Шутка. Пётр проснулся сидящим на диване. Рядом в кресле храпел, как все иерихонские трубы вместе взятые, брутал. Ох, как голова болит! Из чего эту гадость лягушатники гонят? Из навоза? Вон, какой мерзкий запах из рота. Хорошо хоть жены не было с дочкой и карапузом. Всё ещё в квартире краской воняет. А её из чего делают? Из свинца! А так можно? Это полезно?

Объявление: Куплю оверлок, не дорого, можно БУ, хочу хоть под конец жизни узнать, что же это такое.

Димка Габанов охриневал. Жил в медвежьем углу, потом, правда, в город перебрался к родственникам. У них в посёлке десятилетки-то не было. Если бы в то время были бы уже написаны книги о мальчонке Гарри, то Димка бы себя с ним сравнил. Тоже ведь жил под лестницей. Лестница, правда, была не на второй этаж, какие уж там, в Сибири, вторые этажи. Лестница была на чердак. И располагалась она в сенях холодных. Так, что жил там Димка только когда тепло — весной и осенью. Зимою же стелили ему на полу матрас в кухне. Минимум удобств.

И ведь добился своего, поступил в Москву в институт. Койку дали в общежитие. Наладилась жизнь! И вдруг…

Сейчас Дмитрий Баламжинович Габанов (Имя отца Баламжин означает — рождённый алмазом), которого Пётр Миронович окрестил Дольче Габаной, а весь Большой театр именует вежливо Дмитрий Борисыч — кум королю. Королю Моды. Запись к нему на год вперёд. Директор театра под его мастерскую отдельную комнату выделил и даже воду туда с канализацией провели. Жить даже можно. Что Дольче регулярно и делал. Засидится за «Ну очень важным заказом с самого ОТТУДА», глядь — за полночь и метро закрыто. Раскладушку купил. Чайник электрический, плитку, кастрюльку. Утром пару яиц сварит, зажуёт с хлебушком и опять строчить.

Примы его в щёчку целуют, почти примы в невесты набиваются. Жены членов политбюро и ЦК в мамы. Не зазнаться бы.

На днях приходил Пётр Миронович. Осмотрел хоромы и как глянет грозно на директора. Михаил Иванович Чулаки, на что дядька серьёзный, очками сверкнул и неуверенно так: «Что-то не так, товарищ министр»?

— Да, всё не так. Где две помощницы, где лампы над машинками, чтобы люди зрение не портили, где кресла для отдыха, где женщина, которая тружеников кормить и холить будет. Я вам сына, можно сказать, от сердца оторвал. А вы. Эх, Семён Семёныч!