Наталья Щёголева - Верни моей душе крылья

Это всё. Держим связь, как согласовано. Возможно, следующее письмо тебе напишет уже Глен."

Антуан снова не удержался, чтобы не поднять глаза к Питу:

– Насчет Глена, получается, ты вчера излагал предположения Фила?

– Точнее сказать, я уже знал, что наши с ним взгляды совпадают, – усмехнулся Пит и снова протянул руку за письмом.

На этот раз Антуан подчинился. Пит принял лист и снова сложил его в двое. Наблюдавший за ним Антуан и сам не замечал, как начал хмуриться:

– Питер, какие именно указания дал тебе герцог на мой счёт?

Пит поднял на него удивлённый взгляд:

– Я тебе уже это объяснял и ни раз. У тебя хорошая память. Уверен, ты помнишь.

– Уверен, ты сказал не всё.

– Ты не находишь, что я и так с тобой слишком откровенен?

– Ты хочешь, чтобы я тебе верил…

–… Нет, не хочу! – вдруг жёстко возразил Пит, но уже в следующую секунду смягчился и поинтересовался, – Так что мы будем делать дальше? Куда двинемся?

– Ты и сам знаешь, – нахмурился Антуан, – Валеньи. Этот Рон… Как думаешь, у него хватит наглости показаться на глаза мамы?

– Нет. Но ты прав, опасаясь его. Он мастер по расстановке капканов. Как быстро ты угодил в его ловушку здесь в Рунде! И она здесь не единственная…

От таких слов Антуан содрогнулся:

– Сейчас ты скажешь, что вчера… вчера за мной следили?!

– Нет, не думаю. Ты позавчера уложил в кровать Билла, думаю, именно он здесь оставлен за главного… Но впредь помни, такая возможность есть всегда. Вот твой брат Эжен остро чувствовал слежку. Легче было присматривать за собственной тенью в пасмурную погоду, чем за ним.

Антуан от досады поджал губы и стал быстро собираться в дорогу.

Они с Питом покинули Рунд уже через полчаса. Антуан гнал коня, признаваясь себе, что этот путь становится ему до боли знакомым. Рунд – Валеньи, он словно застрял между этими точками на карте. Решение ехать в Валеньи он принял ещё накануне вечером перед тем, как уснул. Пит всё-таки смог заставить его избавиться от лишних эмоций, трезво оценить ситуацию. Поставив себя на место отца, Антуан решил, что его первым действием было бы защитить жену. Возможно, он разминулся с отцом и в Валеньи, но ещё сохранялась надежда застать его там. И в любом случае, надо было убедиться в безопасности мамы.

В придорожных трактирах уже узнавали и его, и Пита. Над этим можно было бы и пошутить, если бы не мешало это щемящее чувство беспокойства, беспокойства о маме, о Викторе, Жане и Монсарах. Да, Антуан не без радости обнаружил, что у него уже стало получаться думать и о братьях, и о Монсарах как о действительно родных людях, без этой удушающей примеси сожаления, сожаления сразу о столь многом. А вот за отца он не беспокоился. Почему-то он был абсолютно уверен в его неприкосновенности. К тому же Пит, словно читая его мысли, как-то за обедом, во время одной из немногих остановок, заявил, что герцог находит особое удовольствие в измышлении различных вариантов, как бы больнее ранить графа де Лаган, именно ранить.

– "Мертвые боли не чувствуют" – это изречение я слышал от герцога много десятков раз, – сказал тогда Пит.

Питер. Он был рядом. Он, обязанный быть шантажистом, соглядатаем, стал ещё и опорой. Сейчас он был единственным действительно близким человеком. И он стал настоящим другом, хоть и не устаёт это отрицать. У Антуана начинала кружиться голова каждый раз, когда он пытался понять мотивацию Пита. Он чувствовал духовную близость с этим человеком, и тем страшнее была мысль о его готовности выполнить, как он говорил, любой приказ герцога.

Любой! Похоже, это пугало и самого Питера. Антуан чувствовал, что брианец торопится в Валеньи едва ли не больше него. Возможно, он спешит свести Антуана с отцом, и тем поскорее разрешить довлеющую и над ним дилемму?

Так, в тревогах, смятении и удивлении, Антуан снова совершил это путешествие, снова вместе с Питом…

–… Только теперь мы в самом деле путешествовали вместе, – с благодарностью в голосе заметил Антуан Питеру, когда они остановились на краю широкого поля, – Там за холмом начинается Валеньи.

– Красивый край! – искренне отозвался брианец и с наслаждением вдохнул полной грудью. Он улыбался, но в его лице угадывалась грусть.

– Питер, я рад, что эти дни ты был рядом! – Антуан позволил-таки себе это признание и тут же пожалел, потому что на лицо Пита сразу же набежала уже такая знакомая и такая ненавистная тень жёсткого безразличия.

Антуан подавил вздох и поспешил хоть как-то восстановить пусть и хрупкий, но мир между ними:

– Да, да, я знаю, ты скажешь, что ты здесь сейчас только потому, что герцог тебе это приказал… Не хочешь говорить правду, не говори, только не лги.

– Так это и есть правда! – заявил Пит, но Антуан видел, как расширены глаза Пита, расширены словно от… ужаса?!

«Ох, друг! Как уже у тебя всё сложно!» – Антуан сокрушённо повёл головой и стегнул коня.

Замок Валеньи показался довольно скоро, благо стоял на холме. И тогда Пит перешёл на шаг. Заметив это, Антуан тоже притормозил и обратил к нему вопрошающий взгляд.

– Мне остановиться в "Красном маке"? – поинтересовался брианец, – Я могу там подождать от тебя вестей…

– Не вижу смысла. Матушка будет рада увидеть кавалера де Ригори. Уж не знаю как, но тебе удалось расположить к себе её сердце, – усмехнулся Антуан.

– Но если сейчас там граф, а значит и Рай…

– И что? Ты их боишься? К тому же, может быть, что и Рай тебя не узнает, как не узнал я, – рассмеялся Антуан, вдруг представив эту сцену, – Ты почаще улыбайся, и никто из твоих прежних товарищей тебя не узнает. Можешь мне поверить!

– Я никогда не был товарищем Генриху Раю, – нахмурился смущённый Пит, – Нет, правда, тебе же будет неудобно объяснять…

– Справлюсь! – отрезал Антуан, – Вперёд!?

– Нет. Стой! – вдруг воскликнул Пит.

Антуан воспринял этот оклик, как сигнал тревоги, одна рука сразу же легла на эфес шпаги, другая проверила готовность ножей за поясом, а взгляд уже стал рыскать по окрестностям в поисках опасности. Он хорошо помнил, что где-то здесь уже должен быть Рон, а значит и очередная ловушка. Но нет, ничего особенно, как будто всё спокойно.

И тут молодой граф, наконец-то, обратил внимание на Пита, который, оказывается, уже сошёл с коня, открыл свою дорожную суму, извлёк из неё какое-то подобие щётки и стал быстро обрабатывать ею свою шляпу. Прямо на глазах изумлённого Антуана эта шляпа волшебным образом очистилась от пыли, вернула себе глубокий чёрный цвет, а ещё через мгновение украсилась уже знакомым нам белоснежным страусовым пером, которое, оказывается, тоже пряталось в дорожной суме Пита. Только приведя в порядок свою шляпу и встряхнув от пыли плащ, Пит развернулся к Антуану.