Андрей Прудковский - О Дхане и Земле. Все книги трилогии

Отец Иоанн тоже ушёл. Я бы чувствовала себя совсем одинокой, если бы с отцом Иоанном у нас не установилась устойчивая мысленная связь. Я знала, что он стал странствующим монахом, что он ходит по монастырям и везде проповедует «четверную молитву» для борьбы со злом. Кое-где смеются над этим «правилом Иоанна», говорят, что водку все пьют на троих, а молиться брат Иоанн предлагает ― на четверых. Но кое-где успешно опробовали «правило Иоанна» при лечении бесноватых и пользуются им.

А тут в моей жизни произошло неожиданное. Я проснулась от жуткого крика и ощутила сильнейшую боль. Проснувшись, поняла, что всё это мне приснилось. Но беззвучный крик продолжал стоять в ушах. Наспех одевшись, я побежала по холодной от росы улице к госпиталю. В дверь, наверх, на второй этаж ― там лежал тот, кто беззвучно кричал. Сёстры тихо дремали в сестринской, когда я ворвалась к ним и потребовала хоть какого-нибудь обезболивающего. Не сразу они поняли, что я хотела его дать раненому, привезённому в госпиталь этим вечером. Наконец, мысленный крик умолк, а я так и осталась сидеть около постели. Он был огромен и страшен, весь обмотанный бинтами. Только правое рваное ухо торчало из-под повязки. Он спал, а я дремала рядом с ним на стуле и видела его сны. Страшные сны, где в него стреляют, а он прячется, а затем он стреляет ― и падают, падают враги. Или он летит на какой-то машине, а в него опять стреляют, и машина горит, и он горит и летит к земле на горящем парашюте. И опять, и опять…

Я пропустила школу и просидела в больнице целый день. К вечеру он очнулся. Он ничего мне не сказал, а просто сразу потянулся ко мне мыслями, и вот мы уже вместе. Ни с кем никогда не было у меня такого полного единения. Он не умел регулировать свои мысли, не умел мысленно разговаривать, он обрушился на меня единым шквалом своей запутанной жизни. Я утонула в ней, не в силах разобраться: с драками, смертями, погонями и приключениями с неведомыми мне девами. В ужасе от всего этого я вскочила и убежала домой.

На следующий вечер после школы я опять пришла к нему. Так я просидела у него много вечеров, пока его не выписали и пока он не уехал на неведомую мне войну. Его звали Пётр, и я знала, что он должен обязательно вернуться.

Да, я не написала ещё о своём любимом отце Ра. Почти ничего не изменилось, опять он был от меня далеко-далеко. Только теперь он был на Дхане, а я на Земле. Я уже знала, что Земля и Дхана ― две разные планеты, отстоящие друг от друга на миллионы километров. И я, скорее всего, никогда не смогу вернуться домой.

Но отца я продолжала слышать, а он меня ― нет. Он вернулся в своё племя к новому муравейнику, но ненадолго. Его страшные сны о земле демонов беспокоили окружающих. Старейшины обучили его и мою маму «соединению четырёх» и отправили их в путешествие по Дхане, чтобы всюду они пронесли весть об «ужасных демонах», с которыми всем придётся сражаться, и о мудрости четырёх истин, которая только и может помочь в грядущих сражениях.

Так мои родители отправились в путь. Они летали на грибах, тонули в болотах и сражались с чудовищами. Иные племена их принимали на время и слушали весть, иные ― гнали в испуге и шептали вслед охранные заклинания. Но нигде не могли они задержаться надолго, так как папины сны пугали всех до холодного пота. С другой стороны, именно эти почти реальные сны доказывали, что отец ничего не сочиняет и что время демонов близится!

Радек Рексович ― курсант спецназа

Вот и пришёл мой срок: медкомиссия, прощание с мамой, сестрой и ― в путь. Сначала на сборный пункт. Оттуда нас распределяли по специализациям, а самых здоровых и сильных отобрали в отдельную группу. И как я попал именно туда?! По сравнению с остальными я был самым маленьким и хилым. Да, мне удалось подтянуться сто раз подряд и присесть двести, но это говорило скорее о моём малом весе, чем о крепости моих мышц. Тем не менее я среди самых-самых! Нам сказали, что мы будем учиться на спецназ. А это значит, что мы всё должны уметь.

Сначала я был даже горд собою. Но это быстро прошло. Всем было нелегко, и мне тоже. Но особенно тяжко мне давались кроссы с тридцатикилограммовыми рюкзаками. Для моих шестидесяти пяти килограммов веса это было слишком, не то что для остальных, весивших за сто. Нелегко мне приходилось и на занятиях борьбой. В отличие от спортивных состязаний, нас не делили по весу. Тренер говорил, что противника не придётся выбирать, что мы должны уметь драться с любым. Так мне приходилось драться с теми, кто значительно тяжелее меня. Меня бы наверняка, в конце концов, покалечили, но тут стала проявляться моя способность предугадывать действия другого. Я всегда успевал уходить от удара и неожиданно наносить ответный. Я не мог причинить кому бы то ни было серьёзного урона, но по очкам часто побеждал. За победу в ежегодных соревнованиях меня поощрили увольнительной в ближайший городок. Погулял, заглянул в музеи, посидел в кино, вернулся к вечерней поверке.

Я был счастлив и не чувствовал, что это начало конца. Да, косилась на меня тройка так называемых привилегированных курсантов. У них здесь служили папы, и им часто давали те или иные поблажки. Они всё время пытались учить других армейским порядкам, которые, как они говорили, впитаны ими с молоком матери. При других курсантах они не могли мне ничего сделать, так как не только я их недолюбливал. Если же я оставался один, то без труда избегал их, так как они всегда выдавали себя своими мыслями.

Так излишняя самоуверенность меня подвела. В очередной раз я обнаружил их вечером сзади себя и поспешил вперёд в узкий проход между домами. В темноте я не заметил натянутой верёвки, которая была привязана к ведру с кирпичами. Удар по голове ― и я очнулся связанным в мешке… Судя по ощущениям, меня везли куда-то в машине. Я был в ярости. Инстинктивно, вспомнив детство, начал преобразовывать ногти рук ― кошачьими когтями легче рвать мешок и верёвки. Голова сильно болела, мешая думать, но тело уже само сдирало плотную форму и ботинки, препятствующие окончательному изменению. Теперь в углу багажника автомобиля свернулся в пружину большой дикий кот. Мысли исчезли полностью, осталась терпеливая кошачья неподвижность перед броском.

Наконец, машина остановилась, голоса, смех, щелчок багажника ― и пружина развернулась. Правая лапа полоснула по горлу того, что справа, зубы впились в горло среднего. Левого достать не удалось, ― он с воплем бросился бежать в лес. Затем всё было, как в тумане. Мягкий бег сквозь ночной лес до медпункта, обратное преображение в человека, рвота и потеря сознания. Очнулся я на койке. В этом мне повезло, так как на следующий день, говорят, оставшийся в живых мой противник бегал с автоматом по казарме и кричал: «Застрелю!», пока его самого не разоружили и не отправили в арестантскую.