Марк Веро - Когда тени вернутся

Лаура стояла за поворотом, там, где освещаемая пламенем от факела земля постепенно терялась в зыбких ночных тенях. Казалось, еще чуть-чуть и она сольется с ними.

– Подожди меня! – испуганно зашептала Аврора, все еще чувствуя след от кинжала на своей шее.

– Не мешкай! – отозвалось эхо.

Аврора забросила дорожную сумку через седло, отвязала ремни от коновязи, взяла коня под уздечку, вывела на протоптанную дорожку и, ясно разглядев Лауру, спокойно устроилась в седле.

– А где твой конь? – вполголоса спросила римлянка.

– Я не так давно вообще узнала о их существовании, – глядя в сторону произнесла Лаура.

Патрицианка недоверчиво покосилась на селянку (если судить по внешнему виду).

– Забирайся ко мне. Стаций нас двоих спокойно и с удовольствием повезет. Да, Стаций? – и, наклонившись, она заглянула коню в глаза; тот тихонько профырчал. – К тому же, я обязана тебе жизнью! Только скажи, чем могу отплатить, клянусь, что готова на все! Пусть многие из моего окружения и разговаривать бы не стали с плебеем, я – не такая, как они! Садись!

Лаура внимательно выслушала щедрое и искреннее предложение, молча кивнула, подошла к крупу лошади и попросила:

– Помоги мне подняться, не знаю, как это делается. Едем отсюда. Я принимаю твое предложение. Видно, сами боги послали тебя мне на помощь!

– Сама так думала про тебя! – усмехнулась Аврора. – Едем!

Топот скакуна потонул в тихих улочках Ариминиума.

Они миновали пятиарочный мост Тиберия, пересекающий полноводную реку Мареккья, и, как только город пропал из виду, расположились на берегу, утопающем в камышах. Звезды тихо мерцали с далеких высот. Отовсюду, насколько хватало глаз, струился их серебристый, тонкострунный зов. Словно мать зовет свое нерадивое дитя, сбежавшее из родного дома.

Искры от костра завершали пламенную речь и стихали, выдыхая последние огненные знаки.

– Да, Лаура, может, это и опасно после всего пережитого, но по крайней мере я согрелась и не умру ледяной мумией.

– Ты не представляешь, как здесь тепло, под открытым небом! – восхищенно сказала Лаура и поймала на себе косой взгляд римлянки. – Какое это обволакивающее до глубины души чувство! Но, прежде чем мы заснем, хочу услышать твою историю. Я говорю с каждым, кого вижу, и не могу наговориться. Бывает у тебя так?

Аврора задумчиво смотрела на непроницаемый водный край: будто черная олива разлилась из непомерного сосуда на мокрую землю и покрыла ее, утопив всю боль, всю тоску.

– Чувствую себя такой одинокой, – вымолвила наконец римлянка, – точно весь мир закрылся толстой непроницаемой пленкой. А я в него стучусь, кричу изнутри, но мой голос тонет в какой-то вязкой тине. И вроде все близкие люди и друзья по меркам Империи недалеко. А что-то изнутри гложет, съедает, точно ненасытная утроба, поглощая в себя все наилучшие мысли, все сокровенные мечты и стремления. От отчаяния готова на отчаянные меры.

Аврора прилегла на дорожную сумку, лежавшую рядом на земле. Запасные туники, накидки хорошо подходили в качестве заменителя подушки, набитой гусиными перьями.

И хотя Лаура на два года была младше римлянки, но по зрелости обогнала ту, а потому легонько, как старшая сестра младшую, поглаживала по голове, проводя по волосам, по растрепанному кокошнику, успокаивая волнующие мысли, точно выбившиеся пряди. Аврора взглянула на догорающие угольки так, словно увидела в них чей-то образ.

– Брат мой, милый брат! Я помню тебя, такого близкого ранее и такого далекого теперь. Помню тебя мирно играющим с деревянным мечом отца, который он получил на свое шестнадцатилетие. А ты доставал его из сундука, когда наш родитель уходил на службу народу римскому. Как это было давно! И где ты теперь?

– Ты не знаешь, где твой брат? – тихо спросила Лаура.

– Да… как раз на его поиски я и отправилась из Рима.

– Мы найдем его! – смело воскликнула селянка.

– Хотя не только из-за брата, – римлянка, казалось, целиком погрузилась в свои мысли. – Я бы не смогла долее находиться в городе, в котором потеряла столько близких мне людей…

– Что с ними случилось?

– О нет, ничего. Наверное. Ничего такого, что отправляет нас в царство теней. Но я потеряла близость с ними: отец мой, видный сенатор, об одной политике и думает, до близких ему нет дела, он и сына-то выслал из города из-за какого-то там политического дела; мать моя развлекается с другими, пока отец на службе, и до меня ей тоже нет дела; любимый мой, который провел со мной ночь, на утро испарился восвояси, потому что он служитель культа, и ему непозволительна любовь к женщине.

Уголек в костре треснул и выстрелил язычком пламени.

– Вот и скажи мне, – продолжила Аврора, – что это за участь такая у меня?

– На все – воля богов, – твердо произнесла Лаура. – Может, все эти события были тебе уготованы не просто так, а для какой-то цели?

– Мне кажется, я разуверилась в их существовании, – сокрушенно всхлипнула патрицианка. Эхом по водной глади прокатился ее стон. Где-то вдали, за сотни метров, раздался утробный звук.

Лаура посмотрела в том направлении, вдыхая воздух, помедлила чуть и принялась вновь гладить волосы римлянки.

– Никогда не спеши этого делать. Если бы не они, точнее, не она… – Лаура чуть замялась, – не было бы меня здесь, рядом с тобой.

Аврора сладко-сладко зевнула, ресницы задрожали в сиянии звезд, желая полностью сомкнуться.

– Расскажи мне о себе, Лаура, – попросила римлянка, преодолевая накатывающую дремоту из последних сил. – Ведь я дала клятву помочь тебе. И пусть я стала сомневаться в богах, нарушить клятву для истинного римлянина – самое позорное!

Селянка тихонько усмехнулась.

– Я спою тебе, дочь Рима, расскажу про песнь, где мало света, – нежно запела девушка, точно убаюкивая, – расскажу про место, где нет лета… закрывай глаза, забудь тревоги дня, просто слушай меня.

Аврора закрыла глаза. Лаура завела песню протяжно, убаюкивающе, точно колыбельную, которых в детстве римлянка не дослушала: мать уделяла мало времени, а гречанка, вольноотпущенница, которая пела ласковые, мягкие песни и играла на лире в лидийском ладу, ушла на естественный отдых на закате своих дней.

Какой приятный тембр у этой селянки! Точно далекое клокотанье горного ручья, который набегает протяжной волной, обволакивает, кружит в тысячах мыльных пузырьков… те лопаются над зыбкой, меняющейся пленкой воды и рассеиваются в воздушной пене.

Перед глазами поплыли разноцветные круги, большие, маленькие, лазуревые, фиолетовые, наконец, серые и черничные. На какой-то миг, в одном стремительном мгновеньи, перед мысленным взором пронеслась вся родня: мать, отец, изгнанный брат, бывший возлюбленный, все те, кого она когда-то знала; потом Аврора почувствовала, что летит в темный колодец, в пропасть без дна, куда едва долетал далекий свет звезд, и вот все перевернулось, мир поплыл, теряя прежние очертания и обретая новые.