Комбат Найтов - Второй помощник

Разбудили в 10.30 телефонным звонком из рубки. Говорил по-английски радист, его голос мне знаком с ночи. Какао с булочками, точнее, печенюшками, довольно твердыми, и вчерашние рыбные котлеты, только с рисом, а не с капустой. Тут же выяснилось, что ночью моряки немного браконьерили, тралили рыбу по дороге. Она составляет основу рациона, но немцы заставляют ее сдавать, и поэтому норвежцы втихаря ловят ее в шведских водах. Здесь более безопасно можно опустить самодельный трал, но только на небольших глубинах, до 20–25 метров. Трал после этого тщательно моют и складывают в ахтерпик, а рыбу шхерят и в холодильник, затем мытье палубы и торжественное утопление отходов. Не дай бог всплывет! Запас каменного балласта пополняется в каждом порту, где есть такая возможность. До 12.00 мне поручили следить за всем этим процессом. Вахту принял на траверзе Хаммер Одде, в проливе между Борнхольмом и Сандхаммареном. Здесь довольно оживленно, идущая война не сильно отразилась на судоходстве в проливах. Как с немецкой, так и со шведской стороны снуют сотни маломерных судов, пыхтят траулеры, куча сетей, бегают паромы и неторопливо идут тяжело груженные морские суда, разбегаясь во все стороны. Пару раз в рубку заходил мастер, заглянул в прокладку, в черновой журнал, проверил, так сказать, мою профессиональную подготовку. У Треллеборга я сдал вахту старпому, тому самому помощнику, на вахте которого меня и выловили из воды. Зовут его Хокон, что, правда, не соответствует его росту. Позже он сказал, что его назвали в честь принца, теперешнего короля. И, кстати, это он распорядился моей судьбой, а не капитан. Капитан – он же судовладелец, выхода на Сопротивление не имел, а тезка короля и его семейство по-прежнему ориентировалось на королевское правительство в изгнании. До перехода на «Бьёрвику», так называлось судно, старпом работал на том судне, на которое меня собирались высадить, именно «каргой». Судно было шведским, но владел им норвежец. Помимо всего прочего, оно иногда заходило на Оркнейские острова. Зачем? Мне этого не сказали, да и ни к чему! Это не мои секреты!

Отстоял три вахты, в конце крайней в рубку до срока вошел Хокон.

– Сергус, сходи, забери свои бумаги у мастера, свою одежду и готовься к высадке. – Он погасил ходовые, изменил курс.

Мы находились у острова Чёрн. Через сорок минут Хокон обменялся с кем-то сигналами при помощи керосинового ратьера. К борту подошел небольшой рыболовный траулер, тонн на 600, не больше. Хокон спустился вслед за мной на него, не слишком долго поговорил с бородатым капитаном, затем они подозвали меня жестами. Я передал свои бумаги незнакомцу.

– Гут! – сказал бородач и пожал руку Хокону, тот пожал руку мне и по штормтрапу поднялся к себе на борт.

Траулер дал ход, отвалив от «Бьёрвики». А машинки у него были не слишком простые!

Новый капитан не представился, в рубку и надстройку не пригласили, я остался стоять на палубе, хотя траулер дал очень приличный ход, пожалуй, около 30 узлов или чуть больше, и иногда брызги с бака перелетали на корму свободно. Через час судно сбросило ход и пошло самым малым, используя выхлоп в воду, чтобы остаться незамеченным. Огней оно не несло. Вошли в узкий пролив, шириной чуть больше кабельтова, последовал резкий поворот вправо на новый курс, судя по звездам: на восток-юго-восток. А впереди сплошные скалы и ни одного огонька. Немного не доходя очень узкого прохода, справа открылся не очень яркий створный знак. Траулер крутнулся на него, состворил два огонька слева и повернул на них. С моря эти огни были совершенно не видны. Несколько причалов и береговых построек. Отработали назад, я принял участие в швартовке. Кроме нескольких команд, никто не произнес ни одного звука. Затем заработало освещение над трюмом, и началась выгрузка. Работало семь человек, мастер стоял и управлял лебедкой стрелы. В трюме находилось несколько десятков ящиков с несортированной рыбой: скумбрия, треска и селедка вперемешку. Их ставили на грузовую сеть и доставали из трюма. Затем грузили на небольшую платформу и доставляли в правое, если смотреть с моря, строение, видимо засолочный цех или большой рефрижератор, что там я еще не видел. Но три подъема сделаны не перекладывая ящики, под ними были разложены грузовые сетки. Эти подъемы доставлялись в левое строение. Своего любопытства я не проявил. После подъема последней сетки свет в трюме погас. Мне постучали по плечу и показали направление к внутреннему трапу. На палубе еще некоторое время развешивали для просушки мокрый трал (нейлоновых и капроновых нитей еще не было, а натуральные волокна хорошо гниют). Из опреснителя подали горячую воду, немного смыли соль и рыбью слизь и растянули трал между грузовой и траловой стрелами. Пожилой тралмейстер сделал мне приглашающий жест следовать за ним. Люди в экипаже довольно неразговорчивые, я предпочитал помалкивать, тоже. В левом строении находился большой общий стол, с двумя скамьями. Каша и жареная сельдь с чаем. Мне показали «свободную комнату», которая на самом деле была завалена всякой всячиной. Немного освободив койку, улегся на нее, но поспать долго не дали. Разбудили, уже начало светать, по горной тропинке я прошел за незнакомым молчаливым парнем лет сорока к небольшому домику на горке. Неподалеку стоял большой дом и деревянный сарай. Мне показали на дверь. В комнате находился капитан, который решил проявить лингвистические способности. Судя по всему, мастер был офицером МИ-5, military intelligence, военная разведка Соединенного королевства, отсюда и три дизеля на борту. Понятное дело, что на вопрос по-литовски я ответить не смог. Но запасной вариант ответа я уже продумал.

– Я говорю только на трех языках, – и перечислил их.

– Но по документам вы – литовец.

– Отец – литовец, мать – русская, до апреля этого года проживал в городах Ленинград и Выборг. Меня перевели в Вентспилс недавно, можете посмотреть в мореходной книжке. Отец дома на литовском не говорил, мать его не знала, я – тоже. Так что родной язык у меня русский. В Вентспилс переведен с повышением в должности и на более крупное судно.

– Что произошло с судном?

– Я отдыхал после вахты и находился в своей каюте, когда объявили тревогу, вначале общую, а затем, после взрыва, шлюпочную. По расписанию я – командир шлюпки № 3. Выскочил туда, но там никого не оказалось, все происходило очень быстро, так как в нас пустили две торпеды с полутораминутным интервалом. Воспользовался спасательным плотом. Шлюпки № 2 и 4 отошли от борта раньше и находились под обстрелом, туда я не поплыл, решил добраться до ближайшего берега, но мне сделать это не удалось. Немецкие катера базируются на Готланде, я их видел, поэтому лег на дно плота и ждал, когда он сдрейфует мимо их базы. Ну, а затем пришлось подать сигнал бедствия, так как «Бьёрвика» шла прямо на меня и пеленг не менялся.