Гарри Тертлдав - Агент Византии

– Как это называется? – спросил он хозяина. – И где вы его берете? Никогда не пил ничего подобного.

– Я же говорил, – начал сидевший рядом парень. – Ну, я…

И он принялся рассказывать то, что Аргирос вовсе не желал слушать. Магистр хотел узнать нечто новое и интересное, а не бредни собутыльника.

К счастью, Прискос гордился своим новым товаром и готов был с жаром о нем рассказывать.

– Это называют yperoinos [66], господин.

«Чудо-вино – хорошее название», – решил Аргирос.

Он кивнул, и хозяин таверны продолжал:

– Мы готовим его в кладовой в этой таверне. Видите, я честный человек – не сочиняю, что это привезено из Индии или Британии.

«Тоже здорово», – про себя подумал Аргирос.

Ведь он бы догадался, если бы хозяин таверны солгал. Нигде таможенники не работали так хорошо и не делали таких точных записей, как в столице империи. Если бы в Константинополь привезли что-либо столь замечательное, как этот драконов напиток, слух бы мгновенно распространился. Магистр выпил еще немного. По телу изнутри распространялось тепло. Он допил кубок и поднял его, чтобы его наполнили заново.

– И для моего друга, – добавил он следом, указав на человека, ненамеренно познакомившего его с новым напитком. Аргирос нащупал в кошельке на поясе подходящие монеты. Казалось, они сами выскальзывали из пальцев.

Методом проб и ошибок Аргирос определил, как глотать чудо-вино и не давиться. Кончик носа онемел. Обычно это служило признаком опьянения, но такое вряд ли возможно, ведь Василий выпил всего лишь второй кубок. Он мог всю ночь пить в таверне и держаться. Негодуя на себя и на свой нос, магистр вновь махнул хозяину.

Он только приступил к третьему кубку, когда обнаружил, что отяжелел. Однако уже было поздно. Он гордился своей сдержанностью, но чудо-вино брало верх над ним. Чем больше он пил, тем легче пилось. Став развязнее, он заказал по чарке всем присутствующим, включая хозяина. Понеслись тосты. Аргирос никогда еще не пил в столь обширной компании собутыльников.

Он заснул, когда на дне кубка еще оставалось немного заветной жидкости.

Анфим просунул голову в дверь кабинета Аргироса.

– К вам пришел его светлость, – объявил секретарь. Казалось, он с удовлетворением уловил стон своего начальника.

Иногда Аргирос думал, что злорадство было единственным источником наслаждения Анфима.

Лаканодракон вошел, когда магистр еще пытался взять себя в руки.

– Доброе утро, Василий, – весело произнес магистр официорий с легким восточным акцентом. Затем он присмотрелся к Аргиросу и сменил снисходительный тон на дружески-озабоченный. – Господи, друг мой! Ты здоров?

– Я словно умер, – ответил Аргирос.

Он говорил тихо, но его собственный голос отзывался болью в ушах; на глазах выступили красные прожилки, а солнечный свет казался гнетуще ярким. Во рту будто проложили канализацию, что было не так уж неправдоподобно, если судить по состоянию желудка.

– Ночью я заснул в таверне.

Лаканодракон раскрыл рот.

– Что?

– Я знаю, что вы подумали. – Аргирос мотнул головой и тут же пожалел об этом. – А-ай! Я не испытывал подобного похмелья с…

Он попробовал вспомнить, когда же ему было так плохо. Воспоминание было связано с мучительными переживаниями, хотя с тех пор прошло уже двенадцать лет: тогда Аргирос напился с врачом-итальянцем Риарио после смерти сына и жены от оспы. Он попытался отогнать мрачные мысли.

– Но знаете, что самое абсурдное? Я выпил всего четыре чарки.

На лице магистра официорий опять проявилась тревога.

– И ты в таком состоянии? Ты должен обратиться к врачу.

– Нет-нет, – поспешил возразить Аргирос. – Хозяин таверны сказал, что это новый крепкий напиток.

Взгляд магистра остановился на иконе покровителя перемен, висевшей на стене.

– Во имя святого Муамета, хозяин не врал.

Василий склонил голову и перекрестился, выражая уважение образу святого.

Лаканодракон тоже смотрел на икону. Он оставался набожным, хотя и подчинял свою веру практическим задачам.

– Как и во времена Муамета, персы опять что-то затевают.

Этого оказалось достаточно, чтобы встревожить Аргироса, каким бы разбитым он себя ни чувствовал.

– Направляют войска? – спросил он.

Римская империя и Персия, Христос и Ормузд были старинными соперниками, и, наверное, каждое поколение вовлекалось в борьбу за господство на Ближнем Востоке. Несколько войн достигали размаха той, что заставила Муамета приехать в Константинополь, и каждое нападение опустошало провинции.

– Слава Богу, ничего столь уж страшного, – ответил Лаканодракон, в точности следуя мыслям Аргироса. – Однако есть осложнения на Кавказе.

– А когда их там не было? – воскликнул Аргирос и заметил циничный смешок магистра официорий.

Именно потому, что полномасштабная война между великими державами могла стать чрезмерно разрушительной, Рим и Персия часто сражались за влияние на границах империй и плели интриги среди зависимых горных царей между Черным и Каспийским морями и племенных вождей Аравийского полуострова.

– А что слышно теперь? – поинтересовался магистр.

– Алания, – ответил Лаканодракон.

Понятно: магистр официорий желал, чтобы он, Аргирос, занялся этим. Он бы предпочел, чтобы Лаканодракон назвал какое-нибудь другое княжество. Алания действительно имела значение для Рима и Персии, потому что там лежали самые важные перевалы с Кавказа в степи. Если бы князь Алании разозлился, он мог бы призвать кочевников и пропустить их к одной или другой империи.

– Значит, князь Гоарий задумал перейти к поклонению солнцу? – спросил магистр.

– Бог знает, что думает Гоар, но я сомневаюсь, что вообще кто-нибудь знает это, включая самого Гоара. – Лаканодракон выказал свое восточное происхождение, отбросив в имени князя греческий суффикс. Затем он продолжил: – По правде говоря, до меня доходит очень мало сведений из Алании, меньше, чем мне нужно. Я решил послать тебя выяснить, что там творится.

– В Аланию? Я никогда не был на Кавказе, – пробормотал Аргирос.

Он снова взглянул на образ святого Муамета. Жизнь магистра, похоже, снова переменится.

Эта мысль перекликалась с другой, только едва наметившейся.

– Я полагаю отправиться туда в роли торговца.

– Разумеется, как пожелаешь, Василий.

Георгий Лаканодракон больше ценил результаты, чем методы их достижения, и поэтому с ним было легко работать.

Аргирос рассуждал вслух:

– Мне нужно обзавестись каким-то новым и интересным товаром, чтобы отметиться при дворе Гоария.

Магистр потер виски; трудно упорядочить мысли, когда так стучит в голове. Вдруг он щелкнул пальцами.

– Есть! Что может быть лучше этого умопомрачительного напитка, который заставил меня шарахаться от собственной тени?