Евгений Красницкий - Отрок

— Ну, была такая мысль. Ты же сам как-то толковал, что благородным девицам должно владеть доступным оружием, верхом ездить, еще чего-то там. Мне-то и до сих пор сомнительно, но Анюта… Кхе! Вот, пусть и обучаются.

— Деда! За что? Девки в Воинской школе! Ты представляешь, что там начнется?

— Кхе! Испугался? Правильно испугался! Когда парни в воинском учении отдельно от всех живут — одно дело, а когда рядом девки обретаются — са-авсем другое! — Дед непонятно чему развеселился и лихо подкрутил усы. — Вот тут-то ты, господин старшина, все воеводские «радости» и познаешь!

— Деда!

— Да не трясись ты. Мать с ними отправлю, она и девок в строгости содержать сумеет, и парням твоим, если что, окорот даст. Все равно, у них с Алексеем складывается, вроде бы… — Дед вздохнул, все его веселье как-то сразу истаяло. — Жаль мне Анюту отпускать, но что ж поделаешь? Она же еще не старая, что ж ей вдовой вековать? Или тебе такой отчим не по нраву? Был бы Фролушка жив… Отца-то вспоминаешь, Михайла?

— Вспоминаю…

"Не помню я его. Ничего не помню из того, что до «вселения» было. Какой он был? Мать как-то обмолвилась, что рукоприкладствовал, но, вроде бы, не часто. Пятерых ему родила. Любила его или просто девчонкой увлеклась лихим парнем, а потом уже поздно было? Алексей собой хорош, хоть и ранней седины много. Мужик, по всему видно, крутой, жизнью битый, но не сломанный. Вообще-то, натуральный бандит — людей резал, как скотину, даже детей, сам признался, хотя половцы ЗДЕСЬ не то, чтобы за людей не считаются, но замочить степняка — не грех, а скорее, доблесть. С Саввушкой своим носится, как наседка, даже странно бывает смотреть — мужики в Ратном таких нежностей себе не позволяют, по крайней мере, на людях. А Савва мать принимает, от других шарахается, особенно от мужиков, а к матери льнет. Кто его знает? Может и сложится у Алексея с матерью, совет да любовь, как говорится. Но… если обидит ее, убью. Даже не задумаюсь!".

Дед, что-то совсем пригорюнился — усы обвисли, плечи опустились, он поерзал на лавке, потом со вздохом поднялся.

— Пойду я, дел много…

— Погоди, деда, не договорили еще!

— Потом, Михайла, потом. Отдыхай, поправляйся…

— Ты тогда вели кому-нибудь, чтобы Дмитрия ко мне прислали.

— Ладно.

" Все еще переживает за сына, и мать любит, как родную дочку, не хочет расставаться. Даже забыл спросить: какой я второй соблазн для пацанов измыслил? Мать уедет и останется с Алексеем, я тоже в крепости засяду, Лавра он не очень любит, да и проблем с ним… Зато Татьяна скоро ему еще одного внука родит или внучку, а Листвяна… Так, Листвяна. Что у нас тогда с наследством получается? По листвичному праву мне не светит вообще ничего — отец умер раньше деда. Все права у Лавра, а после него у Кузьмы с Демьяном. Но Листвяна может родить пацана… Тут все решает сам дед — может признать сына наследником, а может и не признать. Тогда просто даст вольную Листвяне и будет ее кормить до того, как пацан не вырастет. Но Листвяна-то, наверняка, рассчитывает на большее. На что именно?

Сотником Лавру не быть, он и в десятники-то не вышел — был рядовым у брата, потом оказался подчиненным Глеба, теперь — Тихона. Но сотня, скорее всего, деда не переживет, остается воеводство. Это титул наследственный, а не выборный, но воевода из Лавра, как из меня балерина. Может Листвяна на это надеяться? Если дед проживет еще лет двадцать, может. Тогда ее пацан уже будет совершеннолетним, а Лавру будет за пятьдесят. Но под воеводой должна быть дружина, а она, по крайней мере, ее зародыш, сейчас, подо мной… Вот почему мать Первака приговорила!

Бабы, насчет наследства и прочих династических заморочек, секут на много лет вперед. Ничего удивительного: пребывая "при муже", не имея права голоса, они привыкают действовать окольными методами и просчитывают даже самые маловероятные варианты развития событий, заранее прикидывая способы получения нужного результата. Вот мать и просчитала: сын Листвяны — законный наследник, а Первак — во главе дружины. В таком варианте Лавр, Кузьма и Демьян — по боку, если вообще живы останутся. Если же Первака из этого расклада устранить, то мадам Листвяне корячится облом по всем направлениям сразу!

Получается весьма жесткая альтернатива: либо мне жить, либо Перваку. Однако, ситуация. Допустим, Первака с доски снимаем… Что образуется? Мне, по-прежнему, наследство не светит, воеводство наследует Лавр, а после него кто-то из близнецов. Я остаюсь "во главе вооруженных сил Погорынья", а Листвяна со своим бастардом? По листвичному праву, если дед признает сына от Листвяны, тот должен сесть на воеводство после Лавра. Кузьма с Демьяном такой вариант примут? Не уверен, во всяком случае, я буду на их стороне, а не на стороне малолетнего «дядюшки». Листвяна это понимает? Не может не понимать! На что она готова пойти, ради осуществления своих планов? Пожалуй, на многое, вплоть до устранения всех троих: меня, Кузьмы и Демьяна. XII век есть XII век, на многое ЗДЕСЬ смотрят гораздо проще и комплексуют меньше.

И "скамейка запасных" у Листвяны довольно длинная — кроме Первака, есть еще Вторуша и Третьяк. Так что, устранением одного Первака проблема, надо понимать, не решается. Корень всего в Листвяне, но убить ее — убить деда. Старого эта потеря может запросто сломать. Это молодые свыкаются с потерями, их время лечит — образовывающиеся пустоты в душе так или иначе заполняются, а чем старше становишься… М-да. Вот так и убеждаешься на практике в правильности некоторых положений теории: из двух равнозначных рациональных решений надо выбирать наиболее нравственное, а из нравственных альтернатив — самую рациональную. Как бы странно это не выглядело, но правильный, с точки зрения нравственности, выбор, рано или поздно, обязательно оказывается и самым рациональным, только не всегда это бывает очевидным в момент принятия решения.

Значит, Листвяну не трогать? В конце концов, а почему я решил, что все обстоит именно так, как я думаю? Доказательств-то никаких, одни предположения, причем на основе представлений человека конца ХХ столетия, насмотревшегося всяческого дерьма и склонного всегда предполагать худшее.

— Здрав будь, старшина, звал? — Голос Дмитрия настолько неожиданно оторвал Мишку от размышлений, что тот даже вздрогнул. — Чего это тебя то к лекарке, то обратно таскают? Что-то неладно?

— Все хорошо, Мить, видишь: уже обоими глазами смотрю. Проходи, садись. Как там ребята? Раненых навещал?

Ответить Дмитрий не успел, раздался удар собачьих лап о дверь и в горницу вбежала заметно подросшая Сестренка. Покрутилась возле Митькиных ног и улеглась под лавкой, вывалив на сторону язык и радостно поглядывая на хозяина.