Евгений Красницкий - Отрок

— Вас кто звал? Кыш по местам! Аня, слышала, наверно, все, что скажешь?

— Дети еще совсем, пропадут. Я с ними еще там, в Турове поговорила, все — сироты. А Своята их и правда в черном теле держал, не врут. Вон тот крайний — Артемий — выглядит как Кузька, а на самом деле старше Михайлы на год.

— Кхе! Значит, брать?

— Не знаю, батюшка. — Мать жалостливо вздохнула. — Меня вот Никеша на могилку к родителям сводил, так я, как будто повидалась с ними, на душе посветлело, а этим и пойти-то некуда. Жалко ребяток.

— Так брать или нет?

— Воля твоя, Корней Агеич, а я бы… — Мать немного помолчала, снова вздохнула. — Я бы взяла.

— Андрюха, ты? — Дед повернулся к Немому.

Немой ткнул указательным пальцем в Мишкину сторону, потом тронул свою гривну десятника.

— Хочешь сказать, что с ними в Младшей страже почти полный десяток соберется? — «Перевел» дед.

Немой кивнул.

— Значит, брать… Ну, а ты, Михайла, что скажешь?

— Мне, вроде бы и невместно… — Мишка изобразил скромность, хотя взять ребят хотелось.

— Спрашивают — говори! — Дед почему-то начал сердиться, было похоже, что ответы матери и Немого ему не понравились.

— А прокормим? — осторожно спросил Мишка.

— Не объедят, да и бездельничать не будут.

— Тогда — брать.

— Вот как! — дед подбоченился и критически оглядел собеседников с высоты седла. — Одна пожалела, второй к делу пристроил, третий прокормом озаботился! А думать я за вас должен? Так что ли? Ладно, эти обалдуи, но ты-то, Анька, знаешь же!

— О чем ты, деда? — Мишка все еще не мог уразуметь причины дедова недовольства.

Дед сердито молчал, и мать, в очередной раз жалостно вздохнув, пояснила вместо него:

— Мишаня, не берут в Ратное чужих. — Мать беспомощно развела руками. — Девок в замуж приводят, а мужиков или парней… Такой уж обычай за много лет сложился. Ты об этом, батюшка?

— О чем же еще? — Дед пристукнул деревяшкой в железное донышко кожаного ведерка, заменявшего ему правое стремя. — Как я их перед сотней поставлю? Только если холопами. А если холопами, тогда какая же Младшая стража?

— Но Пашку же привели, когда у него родители померли. — Вовремя припомнил прецедент Мишка.

Мать опять ответила вместо деда:

— Он — родич, Мишаня, его старшая сестра, которая в Ратном замужем, к себе взяла. А почему вы его Пашкой зовете? Он же Пантелей, должен быть Панькой, а не Пашкой.

— Нашла время выяснять! — Досадливо оборвал невестку дед. — Если ничего другого не придумали, тогда два пути: или отправляем ребят на все четыре стороны, или едем назад в Туров обельные грамоты выправлять. Они и в холопы согласны, сами сказали.

"Блин, вот ведь ситуация! Деду, видимо, и самому хочется ребят взять, а обычай не позволяет, потому он и злится. А чего тогда нас спрашивал? Думал, что мы какой-нибудь выход придумаем? Что же тут придумаешь, было бы хоть какое-нибудь дальнее родство… Можно, конечно и соврать: мол, дальних родственников из Турова привезли, но это дед и сам придумать мог бы, наверно не хочет врать… Стоп, сэр Майкл! Родство! Как же я сразу-то…".

— Мама, — торопливо, пока дед еще не принял окончательного решения, спросил Мишка — а родство обязательно кровное должно быть? Вот, если, скажем, крестник, это как?

— По христианским канонам крестный отец или мать — те же родичи. Даже очень близкие — в брак вступать нельзя.

— Деда, — Мишка задрал голову к возвышающемуся в седле Корнею, — а давай их окрестим! Станут нашими родственниками. Мы же Княжий погост будем проезжать, там церковь есть.

— Мишаня, — не очень уверенно возразила мать — у них же имена христианские, их крестили уже…

— Кашу маслом не испортишь, — Мишка решительно рубанул рукой воздух — окрестим еще раз!

— Ты что, сынок? — Мать мелко перекрестилась. — Грех это!

— Святое крещение грех? Мама!

— Кхе! Михайла, как у тебя язык-то в узел не завязывается?

— Деда, ну что тут такого? Появилась затруднение, я придумал, как из него выйти. Да вообще, давай у них самих спросим!

— Ну, давай, спросим. — Дед призывно махнул музыкантам рукой. — Эй, ребята!

Квартет рванул с места, как наскипидаренный.

— Меркуха, — грозно вопросил дед подбежавшего первым ксилофониста — вы крещеные?

— Это… — Замялся Меркурий. — Как бы, да…

— Что значит: как бы?

— У Свояты в Берестье дружок есть — поп. Он сказал, что с христианскими именами теперь по городам ходить безопаснее. Ну и окрестили нас, как бы. Не в церкви и оба пьяные были. Я и не знаю: считается ли?

Мишка, не давая ни матери, ни деду ответить, заявил:

— Не считается!

— А что ж теперь?… — Испугался Меркурий.

— Кхе! — Дед, скрывая довольную улыбку расправил усы. — Крестить вас будем! По настоящему!

— Так значит, берете? Боярин, батюшка!!! Да мы…

— Тиха-а! Я не боярин, больше меня никогда так не называть! Быстро забирайтесь вон в тот воз. Одежонка у вас… того, в ящике будет теплее.

— Мы только вещички… — Засуетился меркурий.

— Бегом! Анюта, покорми их там, чем найдется, да насчет крещения и всего прочего объясни. Крестной матерью ты у всех одна будешь. Кхе! Мало тебе своих пятерых… А мы с Андрюхой, так и быть, пополам поделимся. Андрюха, ты кого хочешь в крестники? Что, все равно? Тогда бери самых малых, а я — тех, что постарше. И вот что: садись-ка ты пока в сани, а в седло Михайлу пусти, мне с ним потолковать надо.

Санный поезд, наконец-то тронулся, дед с внуком пропустили сани вперед и поехали сзади, стремя в стремя.

— Ну, Михайла, признавайся, как на духу: сам насчет воинской школы выдумал?

— Почти. Ты же согласился Петруху в обучение взять? Та же самая школа, только для одного ученика. А так и заработаем, и ратнинцы, что поумнее, свих пацанов тебе в обучение отдавать станут. Ты же сам говорил, что молодежь учат плохо.

— А насчет лавки?

— А тут — все правда. Никифор, в самом деле про это рассказывал, только он уже такой был, что обращался не к тебе, а к кувшину, а ты и не слушал. От лавки обязательно польза будет, вот увидишь. Станет народ из окрестных деревень приезжать, ратнинцам будет где товар без хлопот сбыть. Торговля разрастется, другие купцы подтянутся. Вокруг торгового места всегда народ собираться начинает. Ну в селе-то селиться не дадим, тогда посад постепенно за тыном вырастет. Так села в города и превращаются. Станет Ратное городом, а ты — в нем воеводой. Чем плохо?

— Ну, это когда еще будет, да и будет ли? — Скепсис деда был вполне понятен, поэтому Мишка счел за благо сменить тему:

— Деда, а ты в долю с Никифором вошел?

— Вошел, даже грамоту составили.

— А место для лавки выбрали?

— Андрюха свое подворье Никифору продал, все равно у нас живет.

— А жениться надумает? Как без своего дома?