Дмитрий Казаков - Охота на сверхчеловека

– Хррыы… ахх… – прохрипел Радлов. Выпавший инъектор шлепнулся на землю, а через миг историк сполз по стволу.

Нет, сознания он не потерял. Просто отключились все мускулы, тело стало чем-то вроде мешка с костями и внутренностями. И в этом мешке начали происходить донельзя странные вещи.

Боль вспыхнула в нескольких местах – словно шпагой пронзило печень, огнем занялось горло вокруг щитовидной железы. Семен попытался закричать, но не сумел. Гортань будто пережали сильные руки, и что-то заворочалось в животе, точно кишки попытались вырваться наружу.

Его вырвало кислым, затем горьким, и боль охватила тело от макушки до пяток. Тысячи палачей рвали клещами, кололи иглами, лили расплавленный металл во внутренности. Волны обжигающего жара сменялись ледяным холодом, и тогда Семен думал, что умирает. Он мечтал о том, чтобы провалиться в беспамятство, но мечте этой не суждено было сбыться…

В один момент стало легче, но затем боль ввинтилась в голову. Задвигалось что-то позади глаз. Тут Радлов преодолел сопротивление почти мертвых дыхательных мышц и завопил во всю глотку.

И не услышал собственного крика.

Затем на какое-то время все же потерял сознание, а когда очнулся, понял, что, несмотря на боль в мускулах, вновь способен управлять собственным телом.

– Ойххх… – с трудом разлепил глаза и обнаружил, что прямо в лицо светит висевшее в зените солнце.

Насколько Семен помнил описание трансформации, она занимала примерно час.

– Что-то у меня все прошло не так… – прошептал он. – Хотя сыворотка просрочена. Ладно, хоть жив остался…

Сел, голова закружилась. Переждав, когда слабость отступит, Радлов поднялся и встал, опираясь рукой на дерево. Только тут вздохнул полной грудью и неожиданно осознал, что простуда исчезла без следа, а лодыжка не болит.

– Ничего себе… – для верности нагнулся, пощупал ее. Обнаружил жалкие остатки гематомы. – Хотя бы уже это неплохо. Ну, без рунной трансформации в каменном саркофаге я как-нибудь обойдусь, как и без нацистского Посвящения… А вот есть хочется, сил нет…

Прошедшее через жесточайшую встряску тело недвусмысленно требовало еды, вот только ничего съедобного рядом не наблюдалось. Шуршали под ветром листья, свистели в кронах птицы…

Семен неожиданно для себя самого нагнулся, подхватил инъектор и, почти не целясь, швырнул его вверх. Голос одного из крылатых певцов стих, наземь свалилась пернатая тушка.

Мгновением позже приземлился инъектор.

– Э… я ее сшиб? Не может быть… Вот так попасть… – забормотал Радлов. – Бабах, и насмерть. Но что… – не договорив, он бросился вперед, свернул птице голову, и начал остервенело драть с нее перья.

Рычал при этом не хуже бешеного волка.

Сырое мясо Семену не понравилось, но позволило утолить хотя бы начальный голод, на время загасить бушевавший в желудке костер. Осмотрел себя, чтобы выяснить, что изменила в организме сыворотка. Но на первый взгляд все осталось так же, как раньше, разве что исчез с ладони старый шрам, полученный еще в детстве. Вместе с ним пропали заработанные вчера вечером следы от веревки.

Затем Радлов осознал, что удивительно хорошо видит. Мир вокруг стал невероятно ясным и четким, словно на него навели увеличительное стекло. Удалось разглядеть божью коровку, ползущую по стволу дерева на расстоянии в десяток метров, сосчитать перья в крыльях парившего над кронами коршуна.

– Невероятно… – пробормотал Семен, пытаясь осмыслить новое восприятие самого себя.

Раньше тело доктора истории существовало как-то отдельно от разума хозяина и представляло собой набор плохо скоординированных частей. Двигалось крайне неловко, порой само себе причиняло боль.

Теперь все было по-другому. Радлов чувствовал каждую мышцу, понимал, что она полна силы и готова выполнить любой приказ. Осознавал тело как единое целое, мощное, гибкое и послушное, точно стальной прут.

Для пробы он подпрыгнул и… врезался головой в ветку, расположенную в четырех метрах над землей. Только успел испугаться, что при падении переломает ноги, как легко и мягко приземлился.

– Неужели получилось? Позвольте, но как… – остатки рациональных сомнений отчаянно бились с поднявшимся в душе восторгом. Сражались и проигрывали этот бой. – Так, а что это там?

Он повернулся в сторону раздавшегося из кустов шороха. Глаза странным образом подстроились. Поросший травой пригорок словно прыгнул навстречу. Стал виден серый заяц, настороженно приподнятые уши, блестящие глаза и черный нос…

Еще не понимая до конца, что именно он делает, Семен рванулся вперед. Ветка хлестнула по лицу, зацепила бок, но он не обратил на это внимания. Зверь подпрыгнул, глаза его выпучились, но больше ничего сделать косой не успел. Историк, специалист по культуре Третьего Рейха схватил его за уши и одним движением сломал позвоночник.

А потом брезгливо отбросил трупик и принялся вытирать руки о штаны.

– Я его убил? Но как же так… Зачем? – до сегодняшнего дня Радлов если и лишал кого жизни, то разве только домашних паразитов. Да и то не сам, а с помощью яда. Но, с другой стороны, он никогда не был так голоден. – Но это же мясо, да, я понимаю…

Похожие чувства, неловкость и стыд, наверное, испытала бы овца, случись ей загрызть кого-нибудь.

Подобрав зайца, Семен вернулся к вещам. Несколько мгновений постоял, думая, что делать с тушкой, а потом отложил ее и принялся собирать хворост. Эту добычу он сначала зажарит, а потом съест, как подобает человеку.

Сухих веток не нашел вовсе, пришлось обходиться влажными. Свалив их в кучу, Радлов надрал коры и принялся обшаривать чемодан и карманы в поисках чего-либо, способного дать искру.

– Ладно, – сказал он, смирившись с неудачей. – Дикари добывают огонь трением. Чем я хуже?

Он выбрал две палочки посуше и принялся тереть их друг о друга. Согрелся почти сразу, по спине потек пот, на кору и сложенные шалашиком веточки посыпались опилки.

– Проклятье, и когда же? – палочки заметно стирались, но упорно не желали загораться. Наконец, одна вспыхнула, опилки занялись сразу. Слабенький огонек задрожал на коре, пополз в стороны.

Семен замер, прикрывая новорожденный костер собственным телом. И только когда дрова уверенно затрещали, занялся зайцем. С помощью собственных ногтей и ложки для ботинок содрал шкуру. Испачкался, но выпотрошил тушку и насадил на толстый сук.

К этому моменту мысли крутились вокруг еды. Птица без следа растворилась в желудке, а плескавшаяся там кислота, судя по ощущения, начала разъедать стенки. Так что терпения надолго не хватило. Выждав, когда мясо немножко обуглится, Радлов впился в него зубами.

Зайца прикончил за несколько минут. Обглодал кости, высосал из них мозг.