Дмитрий Шидловский - Противостояние

— Значит, вы полагаете, новая война неизбежна? — проговорил Мяги, вновь поравнявшись с Алексеем.

— Вы умный человек, Петер, — ухмыльнулся Алексей, — и, очевидно, понимаете сами. Уже сам по себе закон существования большой империи заставляет ее непрестанно расширяться и захватывать всё новые и новые территории и сферы влияния. Для тоталитарных империй это вообще закон выживания. Если нет грозного врага и постоянного продвижения «от победы к победе», подданные могут и усомниться в целесообразности жесткого политического режима и жертв, которых от них постоянно требуют. А уж если в пределах досягаемости друг для друга существуют две такие империи — взрыв неминуем.

— Но ведь можно оставаться нейтральным и наблюдать за бойней со стороны, — возразил Мяги. — Как Швейцария.

— Я думаю, Швейцария пока может спать спокойно не потому, что она нейтральна, и не потому, что она в горах, — покачал головой Алексей. — Просто, если Гитлер решит ее оккупировать, вся финансовая система Рейха рухнет в течение месяца. Швейцарская армия хорошо обучена, но она не преграда для вермахта. А вот банковская линия обороны для немцев будет поопасней. Но не дай бог, альпийские гномы получат общую границу с СССР. Советский Союз не просто не интегрирован в мировую экономику. Сталин создал полностью изолированную систему, никак не связанную с внешним миром. Так что, если он дойдет до Альп, швейцарцы будут вынуждены в какой угодно форме поддерживать антисоветский блок и искать сильного союзника. Нейтралитет — привилегия сильного, очень сильного государства. Такого, которое может, как минимум, на равных разговаривать со всеми соседями. И это не Северороссия… и, уж простите, не Эстония.

— В Риге и Каунасе считают, что смогут сыграть на противоречиях Москвы и Берлина.

— Вы тоже можете так считать, — усмехнулся Алексей. — Только вот к чему это приведет, вы скоро увидите сами. Пока на полях достаточно дичи, хищники не дерутся между собой, а разграничивают зоны для охоты. И горе вам, если ваша территория окажется в одной из этих зон. Хищники бросаются друг на друга, когда остается добыча, которой хватит только одному.

— Да, но, вступая в военный союз с вами, мы оказываемся под ударом Красной армии, — не унимался Мяги.

— Вся беда нейтралов, — ответил Алексей, — в том, что они оценивают чужие поступки со своих позиций. А чтобы предсказать поведение противника, надо мыслить как он. Поставьте себя на место Сталина, и вы поймете, что он не может не напасть. Любой хищник в первую очередь берет ту добычу, которая легче, и лишь потом идет в бой за тяжелым куском. Если вы сохраните свой нейтралитет, Сталин проглотит вас не поперхнувшись.

— Но вы гарантируете, что наш союз сможет предотвратить оккупацию Эстонии?

— Я гарантирую, что он предельно осложнит захват Северороссии и Эстонии. У нас с вами единые интересы. Мы хотим защитить свой суверенитет и тот образ жизни, который считаем правильным. Эти вещи стоят очень дорого. Так давайте сражаться бок о бок, чтобы шансы на победу у каждого из нас возросли.

— Это всё красивые слова, — поежился Мяги. — А вот поддержат ли эстонцы правительство, которое будет посылать их на войну за чужие интересы?

— Господин Мяги, — произнес Алексей, — если вы не считаете свой народ скопищем проходимцев, воров и тупиц, то можете рассчитывать на то, что моральная позиция, занятая правительством, найдет поддержку в сердцах, а борьба за соблюдение национальных интересов найдет понимание в умах. Если бы речь шла о том, чтобы послать эстонских ребят куда-нибудь в Африку, воевать за интересы транснациональных монополий, я бы сам сказал вам: «Откажитесь». Но я предлагаю заключение оборонительного союза, где наши страны дадут гарантии друг другу. Вы не находите, что здесь речь идет о взаимной выгоде?

Несколько минут министры шагали в тишине, изредка нарушаемой лишь криками птиц, приветствовавших весну, но потом Мяги прервал затянувшуюся паузу:

— Все правильно, господин Татищев. Но прошу вас понять: вступление в предлагаемый вами союз является очень ответственным шагом, который может перевернуть всю жизнь нашей маленькой страны.

— Но ведь лучше перевернуть жизнь, чем потерять, — улыбнулся Алексей. — В конце концов, если для кого-то фраза «Лучше жить сражаясь, чем умереть на коленях» — пустой звук, я лишь могу посочувствовать. Господин Мяги, мне кажется, мы уже в достаточной мере обговорили все возможности сотрудничества. Вы знаете наши предложения. То, что вы пригласили меня для беседы, означает, что Эстония заинтересована в сотрудничестве. Вы хотели получить ответы на некоторые вопросы. Я их вам дал. Пришло время выбирать.

— Я думаю, нам сейчас стоит выехать в Таллинн, — проговорил Мяги, растягивая слова, — чтобы продолжить этот разговор с президентом и уточнить детали возможного договора.

Алексей вошел в обставленный в стиле Екатерины Второй кабинет президента и в очередной раз констатировал для себя, что адмирал в последнее время очень полюбил роскошь. Оладьин, сидевший в богато украшенном кресле, за столом, когда-то принадлежавшим светлейшему князю Григорию Потемкину, указал на кресло для посетителей и буркнул:

— Докладывай.

— Получено окончательное подтверждение готовности Российской Республики признать Северороссию, — произнес Алексей. — Прошу вас утвердить кандидатуру барона Рененкампфа в качестве посла в Симферополе.

Оладьин молча взял протянутый ему Алексеем лист, обмакнул перо в чернила и подписал.

— Дальше, — произнес он.

— Считаю необходимым завтра вылететь в Симферополь, для переговоров и подписания договора о военном союзе, — доложил Алексей.

— Сколько займут переговоры? — процедил адмирал.

— Полагаю, около недели.

— Ну что же, в море искупаешься, — улыбнулся Оладьин. — Это значит, ты в первых числах июля вернешься?

— Так точно, — кивнул Алексей.

— Поезжай, — махнул рукой Оладьин.

— Я бы просил ускорить ратификацию Думой договора о военном союзе с Эстонией и Финляндией.

— Я только что говорил со спикером, — проворчал адмирал, — слушания назначены на завтра. Что-нибудь еще?

— Все то же, ваше высокопревосходительство. Почему вы не хотите присоединиться к гарантиям безопасности Польше?

— Потому что не хочу, — произнес адмирал. — Я не хочу класть наших солдат за чужие интересы.

— Стабильность в Европе — это и наши интересы, — со сталью в голосе произнес Алексей.

— Ты знаешь, — начал повышать голос Оладьин, — что ни Сталина, ни Гитлера это не остановит. Зачем нам влезать в войну на несколько месяцев раньше?

— Наше вступление в войну против Сталина на этих условиях поставит его политически в чрезвычайно невыгодное положение. Возможно, нам даже удастся предотвратить более мощное его выступление против нас. Если мы присоединяемся к гарантиям Англии и Франции Польше, мы становимся их союзником. Нападая на нас, он нападает на них. Это очень невыгодный для Сталина расклад, в свете возможной войны с Германией.