Дмитрий Шидловский - Противостояние

Холодный пот выступил на лбу у Павла. По телу побежали мурашки.

— Почему? — только и сумел выдавить он.

— Много на себя берешь, — проворчал Берия. — Самодеятельность устраиваешь. Когда видишь врага, надо его уничтожать, а не играть с ним в игрушки. Не ждать, когда стемнеет, и не тратить лишние боеприпасы, с таким трудом произведенные нашей промышленностью. И что ты там затеял с этой народной армией? Какая подготовка?! Их в бой посылать надо было, а не по полигонам таскать.

— Я использовал удачный опыт североросских вооруженных сил и, в частности, спецполка госбезопасности, для борьбы с ними же, — начал оправдываться Павел.

— Партия тебе сказала, какой опыт учитывать, а какой нет! — перешел на крик Берия. — И ты и я — ее солдаты, должны исполнять приказы партии, а не проявлять самодеятельность.

— Но ведь специальные части НКВД очень хорошо себя зарекомендовали, — попробовал польстить Павел.

— Я знаю, — самодовольно улыбнулся нарком. — Но если партия не сочла нужным подготовить подобным образом большее количество войск, это не значит, что партия чего-то недоглядела и товарищ Сергеев должен это исправлять.

— Я берег людей, — негромко произнес Павел.

— Ты дурак или прикидываешься? — прошипел Берия. — Наше главное преимущество перед всеми этими буржуями в том, что мы можем себе позволить тратить людской материал не так, как они. И мы должны этим пользоваться, а не играть по их правилам.

— Я всегда был против того, чтобы жечь прекрасный старинный гарнитур для обогрева дома, когда рядом лежит связка дров, — сжал кулаки Павел.

— Ты коммунист и должен знать: товарищ Ленин говорил, что если погибнет девяносто процентов русских, он сочтет это обоснованной жертвой во имя победы мирового коммунизма. И не тебе, Сергеев, решать, что есть обоснованная жертва, а что нет. Если партия скажет, что надо сжечь всю мебель страны, чтобы раскурить одну-единственную трубку, ты будешь ее жечь… или сгоришь сам. Понял? Павел сидел потупясь.

— Ладно, — смягчился Берия. — То, что вы наваляли, мы поправим. Твой североросский батальон мы переодели в форму красноармейцев и послали на штурм Новгородского УРа. Тех, кто останется в живых s потом рассуем по разным частям и округам. Правительство ваше должно исчезнуть, будто не существовало. Круг едет сейчас в Хабаровск, артиллерийским заводом командовать. Но ты, со своей самодеятельностью… заслуживаешь хорошего наказания.

Берия внимательно посмотрел Павлу в глаза. Тот ответил ему долгим взглядом и проговорил:

— Я готов понести наказание.

— Смелый, хвалю, — хлопнул себя по ляжке нарком. — Я тоже на тебя сердит… но кое-что в тебе мне понравилось. Поэтому на Колыму… в любом качестве возвращаться тебе рано. Я за тебя замолвлю словечко. Поработаешь в аппарате Молотова, по подготовке мирных переговоров. Не забывай, благодаря кому в лагерную пыль не превратился!

Он снова посмотрел Павлу в глаза. Тот понял, что его вербуют, однако вслух произнес:

— Не забуду, товарищ Берия.

— Ладно, иди. В переговорах будешь заниматься нашими вопросами, так что еще встретимся. Главное, помни наш принцип: того, что взяли, не отдавать и еще чего прихватить.

Берия откинулся в кресле и заржал.

— А предложения о переговорах в Петербург переданы? — поинтересовался Павел.

— Да, — буркнул Берия.

— И когда они начнутся?

— Оладьин отказывается идти на переговоры, — пробурчал нарком. — Как я понимаю, в этом его убедил Татищев.

— Что? — Павел похолодел. — Он что, не понимает, что продолжение войны — самоубийство для Петербурга? Еще максимум месяц, и мы возьмем УРы.

— Татищев понимает, что такое для вас бомбовые удары по Баку, и он в хороших отношениях с Черчиллем. Он увязывает переговоры с заключением перемирия с Крымом. А товарищ Сталин хочет покончить хотя бы с этим беляцким гнездом.

— Я убью Татищева, — выдохнул Павел.

— Только когда получишь на это приказ партии, — нахмурился Берия. — Но на переговорах ты ему вежливо улыбнешься, пожмешь руку и будешь разговаривать так, как тебе прикажут. Иначе покажешь себя врагом народа. Если сложилось так, что в Северороссии в ближайшее время сохранится буржуазный режим, нам выгоднее ее дружба с Британией, чем с Гитлером. А значит, Татищева мы будем оберегать… И ты будешь.

Апрельская капель барабанила по подоконнику министерского кабинета. Совершенно усталый Алексей полулежал в своем кресле. Мысли вяло текли в голове. «Нельзя так расслабляться, — сказал он себе, — еще куча работы».

Телефон на столе тонко запел. Он поднял трубку и услышал голос секретаря:

— Господин министр, на проводе Молотов.

— Соединяйте.

Усталость слетела с Алексея, словно сброшенный мокрый плащ. Вскоре в трубке прозвучал холодный голос советского наркома:

— Здравствуйте, господин Татищев.

— Здравствуйте, Вячеслав Михайлович, — отозвался Алексей.

— Я звоню вам, чтобы узнать, не изменилась ли ваша позиция по отношению к нашим мирным предложениям, — сухо произнес нарком.

— Нет, — отрезал Алексей. — Мы готовы обсуждать территориальные уступки, но на следующих условиях. Переговоры должны вестись в Стокгольме, а не в оккупированном вами Таллинне. Мир должен быть заключен трехсторонний, с участием Крыма.

— Ваше положение безнадежно, — жестко проговорил Молотов. — Наши войска наступают. Через несколько недель мы можем взять Петербург. Мы лишь хотим избежать лишних жертв.

— Ваши войска взяли лишь первую линию Новгородского укрепрайона, и впереди их ждет еще много сюрпризов. Вы прекрасно знаете, что скоро сюда прибудет экспедиционный корпус из Британии [35], и вы фактически окажетесь в состоянии войны с этим государством. Кроме того, целый батальон Красной армии в районе соприкосновения с североросской освободительной армией перешел на нашу сторону, перебив офицеров и политруков. Погодите, скоро пойдут дивизии.

— Советское правительство никогда не признает белокрымского правительства, — произнес Молотов, будто не заметив тирады оппонента. — Соответственно, мирный договор с ними невозможен. Максимум — соглашение о прекращении огня.

— Извините, — Алексей напрягся, — я правильно понял, что вы согласны на участие в переговорах Крыма?

— Но не готовы к заключению мирного договора, — пробубнил Молотов.

— Соглашение о прекращении огня между СССР и Крымом устраивает Северороссию, — быстро ответил Алексей. — Вы готовы на переговоры в Стокгольме?

— В Женеве.

— Это нас устраивает. Восьмого декабря прошлого года вы заявили, что признаете только народное правительство Северороссии в Антоновке и не признаете правительство Оладьина. Это заявление необходимо дезавуировать.