Сергей Васильев - Император из стали: Сталь императора

– Где собираешься строить заводы? – спросил он вслух.

– Как можно ближе к Дальнему Востоку, – широко улыбнулся царь. – Заводы закладывать будем тут, – и он уверенно обвел овалом Южный Урал и Западную Сибирь, включая еще не существующие Кузбасс и Магнитогорск…

– Кстати, а что ты говорил про сущий пустячок на Востоке?..

– Эта мелочь не будет стоить тебе ни пфеннига, но послужит гарантией серьезности моих и твоих намерений, поэтому предлагаю оформить ее в виде отдельного протокола и пока не афишировать…

– Иван Дмитриевич, дорогой, ну что ты смотришь на меня прошлогодними глазами? – не выдержал император, глядя на постную физиономию Ратиева, когда все бумаги были подписаны, протокольные слова – сказаны, прощальные салюты – отданы и делегация двинулась в обратный путь.

– Ваше императорское величество, – дрогнувшим голосом подчеркнуто официально ответил князь, – я не собираюсь препятствовать вашему волеизъявлению, а посему не хотел бы комментировать подписанные вами с кайзером соглашения…

– Даже если я буду настаивать? – смешливо прищурился император.

– В таком случае, – еще больше нахохлился Рати-ев, – я позволю себе привести слова вашего предка – Николая Первого: «Где раз поднят русский флаг, там он уже спускаться не должен».

– Хорошие слова, – кивнул император, – правильные. Но как быть тогда с сыном этого предка, который спустил русский флаг на Аляске и в Форт-Россе в Калифорнии? Объявить государственным преступником? Или все-таки признать, что императивы в политике и на войне крайне опасны, ибо делают позицию одной из сторон прогнозируемой и уязвимой. Вы ведь военный человек, Иван Дмитриевич, и знаете, какой это подарок – абсолютно предсказуемый противник, не так ли?

– Так это на войне…

– А мы и есть на войне. То, что вы видели – ее невидимая часть, рекогносцировка местности, выбор диспозиции и прочие манёвры, всегда начинающиеся задолго до того, как заговорят пушки.

– И что же у нас с вами за диспозиция, оправдывающая именно такие манёвры? – уже открыто дерзил Ратиев.

– Плохая диспозиция, – не обращая внимания на тон князя, вздохнул император, – крайне неудачная для начала военной кампании. Польша в нынешнем ее состоянии, несмотря на индустриальную развитость и образованность, не усиливает, а наоборот – ослабляет государство. Польша и Финляндия всегда обладали такими правами и привилегиями, которых нет ни у одной другой провинции. И тем не менее шляхта постоянно бунтовала, а сепаратизм только усиливался. Сейчас к нему добавился еще один, очень специфический – национал-социализм, им инфицированы все левые движения – Польская социалистическая партия, Социал-демократия Царства Польского и Литвы, Национально-демократическая партия, куда вошли махровые националисты – «Лига Народова». Германия, Франция, Англия и Австро-Венгрия постоянно тревожат это гнездо польского национализма, укрывая у себя бунтовщиков и щедро подпитывая деньгами социалистов-террористов. Царство Польское сегодня – это троянский конь, стоящий внутри русской крепости, и наша задача – как-то попытаться использовать его в мирных целях…

– И вы решили… – начал Ратиев.

– Я решил продать этого троянского конька-горбунка, – закончил за него император, – под самым благовидным предлогом – под маркой воссоединения единого польского народа. Кто из националистов будет против единения польской нации? Они же так его добивались! И теперь в это булькающее, испускающее миазмы болото на всем скаку влетит прусская администрация. Предполагаю, что этот «подарок» Германия будет переваривать не один год… А значит, в это время она не создаст проблем нам. Кроме того, Австро-Венгрия не захочет отдавать свою часть Польши «для воссоединения польской нации», чем огорчит кайзера, уже примерившего тогу объединителя поляков, и тем самым возмутит польских националистов. Наступит прогнозируемое обострение отношений между этими странами. Это не все… За кусок, скажем прямо, вражеской территории Германия должна поставить нам три десятка остро необходимых предприятий, большая часть которых – это заводы по производству заводов. Представьте, Иван Дмитриевич, сегодня мы заложили основу отечественной химической промышленности.

Ратиев смотрел все еще угрюмо, но уже без первоначальной демонстративной отстраненности. Его прямое, как шпага, офицерское сознание никак не могло смириться с двойным и даже тройным дном в этих политических комбинациях.

– Ну и последнее, – усталым, глуховатым голосом продолжил император, – каждый завод, построенный немцами у нас, они не построят у себя. А это тоже ослабление противника, схватка с которым неизбежна…

– Мы будем воевать с Германией?

– Очень не хотелось бы, но, скорее всего, придется. Россия слишком велика, чтобы соседи оставили ее в покое. Так что наша задача – максимально усилиться самим и не дать это сделать противнику, исключив неоправданные риски. И в связи с этим меня интересует, как дела у группы Герарди, отправленной в гости к этому Фальку?

– Завтра узнаем, – взглянув на часы, ответил Ратиев. – Честно говоря, я был уверен, что Фальк – это наша единственная причина путешествия в Германию.

– Полноте, Иван Дмитриевич. Как человечество изобрело правителей, так сразу же появились желающие их уничтожить. И количество богоугодных дел никак не влияет на численность заговорщиков. Относиться к этому надо философски и всегда помнить – власть нужна не для того, чтобы построить рай, а для того, чтобы на земле не воцарился ад.

Любимая внучка королевы Виктории Аликс пользовалась ее особым расположением, включая право входить к бабушке без предварительного доклада. Бабушка не только не сердилась, но даже поощряла желание юной леди посидеть в ее кресле, а со временем и поучаствовать в какой-нибудь совместной работе, например, разобрать корреспонденцию. Именно тогда любознательная девочка впервые увидела письма с пометкой «Фальк» и услышала историю, которой сначала не придала вообще никакого значения.

Августу, внучку императора Павла I, выдали замуж за Вильгельма I Прусского, младшего брата императрицы Александры Федоровны – жены Николая I. При этом монарх Пруссии Фридрих II в обстановке почти полного завоевания страны Наполеоном очень долго носился с идеей передачи правления своей дочери Александре и ее жениху Николаю – на тот момент лишь третьему принцу. Не получилось, а то бы уже с XVIII века Пруссия украсила корону Российской империи.

Собственный прусский наследник, будущий Вильгельм I, обиженный таким пренебрежительным отношением папеньки к собственной персоне, перенес эту обиду на всю Россию и царствующую династию в целом. Потом все это наложилось на амбиции юной Августы, которая искренне верила, что Николай I – это вовсе не Романов, а плод адюльтера Марии Федоровны и Кристофера Бенкендорфа, и поэтому Николай I и все его присные – узурпаторы, не имеющие никакого права на русский престол.