Андрей Булычев - Егерь Императрицы. Мы вернемся!

Особо выделялась пара снайперов-оружейников во главе с возведённым в фурьерский чин Куртом Шмидтом и стоящим за ним с огромным винтовальным ружьём рыжим Василием. Лучшие в команде стрелки были, кроме него, вооружены ещё и своими штуцерами.

Алексей сам лично проверил всё вооружение, амуницию, одежду и все многочисленные приспособы у каждого унтера и рядового роты. Скидки от него не было даже господам обер-офицерам. У большей части людей нашлись мелкие недоделки и замечания, которые им теперь предстояло устранить до сигнала «вечерняя заря». На завтра был объявлен боевой выход, и командир хотел быть уверен, что никто и ничто не подведёт его роту в бою.

– Леонид, пробей сигнал «к столу», егеря убывают на обед, а потом все устраняют полученные замечания! – отдал он команду ротному барабанщику. – После ужина и сигнала к отбою все лежат на своих местах и уже видят свой первый сон. Чтобы никто не бродил по улице, лично за этим прослежу! С зарёй все как огурчики, пристраивают поклажу, рассаживаются на казачьих лошадей – и в добрый путь! Всё, Живан, разводи роту по местам квартирования, а я в штаб за последними указаниями! – отдал он распоряжение своему заместителю.

В главном квартирмейстерстве армии царила рабочая суета. Помимо корпуса генерал-майора Потёмкина, поисковые партии организовывали ещё несколько военачальников, и со всеми ними главный штаб пытался наладить взаимодействие в это непростое время весенней распутицы.

– Вот тебе письменное предписание на проведение своего поиска после переправы через Дунай! – Фон Оффенберг протянул запечатанный конверт Егорову. – Передашь его лично в руки его превосходительству, Григорию Александровичу, там в нём всё, что нужно, про вас уже написано. Думаю, что он, кому будет необходимо, и сам распорядится, чтобы старшие от поисковых партий в твои дела на правом берегу не лезли. Да и тебя, Алексей, он помнит и весьма к тебе благоволит. Так что никаких помех у тебя быть там не должно. Ты, главное, сам о своём деле не забывай и не увлекайся там просто полевыми пострелушками. Помни, поручик, нам нужны твёрдые и надёжные сведенья об тех полевых армиях и о корпусах османов, что стоят в глубине их территорий за Силистрией и Шумлой. И лучше всего, чтобы они были от достоверных и хорошо всё знающих источников. Опыт у вас в этом богатый, так что и здесь вы постарайтесь и нас не подведите!

– Есть, Ваше высокоблагородие, – вздохнул с грустинкой Алексей. Аппетит у высокого начальства, также как и у любого организма, похоже, приходит во время еды, ну или войны, да ещё после допроса представленных ему с передовой пленных и добытых сведений. «Разбаловались, блин, их высокоблагородия и всякие сиятельства на нашу голову, – думал он. – Попробуй им теперь какого-нибудь зачуханного армейского сотника из береговых турецких укреплений притащить! Ведь они тогда громко кричать и сильно ножками топать станут! Дескать, не оправдали наших надежд егеря, разленились они на долгом постое, а воевать так и вовсе разучились!

– Есть, Ваше высокоблагородие, найти хорошего языка, – опять козырнул полковнику Егоров. – Будем стараться, господин полковник! Разрешите идти к своей роте?

– Давай, Алексей, – кивнул барон. – И ты это, береги там себя. Сломя голову под пули не лезь! – Генрих Фридрихович как-то виновато вздохнул. Опять он посылал туда, где свистят пули и где сверкают сабли турецкой конницы, этого ставшего ему дорогим мальчишку. А сам он вновь оставался здесь, при штабе, а парня подвергал всё большему риску.

Егоров, миновав площадь, проходил мимо пустыря с подгоревшим полуразвалившимся домом. Из-за него раздавались крики и глухие удары.

«Интересная у кого-то жизнь! – подумал Лёшка. – Тут, блин, совсем рядышком целая сотня с лишним мужиков только и мечтает, как бы им до своей постели к ночи добраться, а у кого-то есть и силы, и время, чтобы всласть подраться да побезобразничать!» – и он, перепрыгнув через завалившийся плетень, заскочил на пустырь.

Открывшаяся ему картина впечатляла. За развалинами дома в грязи каталось трое солдат, ещё двое отползали в сторону от места схватки, а здоровенный пехотинец с капральскими галунами на мундире орал, подбадривая борцов, и потирал пятернёй своё распухшее малиновое ухо.

– Какой у нас расклад, капрал?! А чего вы тут не целым плутонгом метелитесь?! – чуть повысил голос Егоров, оглядывая всю картину баталии в целом.

Только сейчас заметив офицера, здоровяк вытянулся и захлопал глазами.

– Дэк это, вашбродь, да он сам ведь виноват, а Митроха-то не хотел евойное брать, а он-то вдруг в драку сразу полез!

Сопенье и возня троицы прекратились, и на пустыре повисла напряжённая тишина.

– Смирно! – рявкнул Егоров и положил руку на эфес своей сабли.

Строевые команды исполнять в русской императорской армии нижние чины научились превосходно! И уже через несколько секунд все шестеро стояли, вытянувшись в струнку. У четверых чумазых рядовых и у капрала погон на левом плече был красного, а у невысокого белобрысого молоденького солдатика в разорванном мундире был он синего цвета. Самыми грязными из всего строя были те трое, что до команды офицера катались по земле. Лёшка прошёл вдоль небольшого строя и остановился напротив отличавшегося от всех остальных своим полковым знаком различия солдатика.

– Кто таков, откуда, и что у вас здесь случилось, рядовой?! – Он внимательно вглядывался в лицо парня.

Тот ещё сильнее вытянул шею и громко прокричал ответ:

– Мушкетёр третий роты Орловского пехотного полка Воробьёв Андрей, Ваше благородие. Следую из гарнизонного госпиталя после ранения к месту расположения своего полка!

– Угу, – кивнул Егоров, – следуете, значит, рядовой? Вот тут, на вот этом самом пустыре вы туда и следуете, да?

– Так точно, вашблагородий! – так же громко прокричал солдатик. – Виноват, задержался, готов и дальше следовать!

– А почему грязный такой, мундир рваный, под глазом синяк, с выборгскими что-то здесь не поделил? – и он кивнул в сторону застывших по стойке смирно солдат с красным погоном.

– Никак нет, Ваше благородие, – нахмурился Воробьёв. – То мы так, то мы шутейно. Виноват, мундир исправлю и всё застираю. Через час он как новенький на мне будет!

Солдатик явно нравился Егорову, не сдал своих обидчиков, перед офицером не оробел, отвечал быстро и чётко. Да и вон, похоже, что всей пятёрке из чужого полка не уступил, бит был, конечно, но держался в бою до последнего. «Есть дух у Воробья», – как уже успел его окрестить поручик, и подошёл к капралу.

– Капрал второй роты выборгского пехотного полка Рябцов Никита, Ваше благородие, – представился тот, буквально поедая глазами офицера.