Дмитрий Свиридов - 500 лет назад – 2, или Некогда скучать

–Там наши новые карманы, их увидят, да разрез, что подумают? Да и мелочевку мою туда-сюда выгребать. Я уж лучше сам.

Федор кивнул, соглашаясь с этими аргументами, и больше ничего не спрашивал. Бояре, пока с утра приходили в себя, тоже видели его с иглой, но вопросов не задавали. Поддевку зашивает, все ясно. Кстати, кошелек тоже был разрезан (скорее, пробит), но, как в любом кошельке жителя 21 века, там было несколько пластиковых карточек, которые и не дали, как оказалось, ножу пройти далеко. Зашил разрез он быстро, тот и был-то небольшим. А там и все бояре проснулись и умылись (или наоборот), и после завтрака, споро собравшись, они уже привычно отчалили.

С утра над рекой стоял туман, но, хотя Николай Федорович сразу вспомнил ту полянку под Рязанью (а может, и не он один), это был обычный речной туман, редкой кисеей висящий над пока еще сохранившей остатки тепла водой. А вот воздух был стылым и зябким, видимо, болота и здесь сказывались, так что они на барке сразу залезли в машину. Первый, наверное, час, все еще додремывали, но как-то нетипично бодрый сегодня Федор потихоньку завязал разговор. Сегодня он рассказывал Седову о тех ремеслах (и налогах с них, конечно), которые можно было назвать кустарными. Кузницы, мельницы, всякие шорники, солеварни, швейные мастерские и прочее.

Надо сказать, Николю Федоровичу было действительно интересно. Все-таки, больше 20 лет проработав в какой-то отрасли, ее будешь знать. А если такая отрасль – ценные бумаги разных предприятий, то, чтобы в них разбираться, надо иметь общее представление и о других отраслях, и о производстве в них, и об учете, и о многом еще. Получается ограниченная, конечно, но универсальность. А экономика 16 века в одном отдельно взятом княжестве как раз и была, условно, такой же универсальной. Так что Федор, пожалуй, оказывался в каком-то смысле его коллегой. Причем он в современной экономике (ну, в прикладном смысле, конечно) разбирался даже получше, чем Седов в 21 веке. И отраслей меньше, да и самих производств (в смысле мастерских и прочего) – по пальцам пересчитать. А люди… а люди все те же.

–Все мельники – воры – убежденно говорил Федор – даже если новая мельница, как осмотрятся, начинают недовешивать да зерно разбавлять…

А Седов слушал его и представлял, что примерно в таком же ключе он мог рассказывать кому-нибудь там, у себя, например, про директоров филиалов. «Все директора филиалов – воры. Даже если новый филиал, как осмотрятся, начинают с подставными свои бумаги крутить да с наличкой мухлевать». Он даже улыбнулся, представив себе такую картину.

Федор тем временем перешел на самую бесперспективную категорию. Это были, по его словам, охотники-одиночки и коробейники. Вторых совершенно было невозможно контролировать, а у охотников-одиночек слишком часто все кончалось тем, что человек уходил в лес и не возвращался.

–Леса, дело такое – говорил Федор – опасное. Хоть на зверя наткнулся, да хоть ногу подвернул – и все. Вот уж точно, жить в лесу – видеть смерть на носу. Шкурок он, конечно, сколько-то набьет, да на зерно их же и поменяет. Да и вон, Никодимыча взять, зайцев там у них полно, рыба та же, а хлебушек-то они у нас берут. Так что сбиваются людишки-то друг к другу, хоть малыми, да деревеньками выжить легче.

Лучшим вариантом для добычи пушнины же Федор считал наличие на своих землях (ну, или на условно своих) местных племен. Они, как правило, охотой да рыболовством в основном и промышляли. Их можно было либо просто объясачить, то есть заставить платить дань (как правило, теми же шкурками), либо мелкой меновой торговлей, в первую очередь, железным оружием и инструментом, выменять те же меха по хорошим ценам. Правда, в их княжестве таких племен, конечно, уже не было, а вот примерно в этих местах, да и севернее – как раз и были. Мало того, у некоторых из таких племен на их землях можно было добыть ценные ресурсы, например, соль, неплохое железо или вообще серебро. В таких случаях это тоже было выгодно, так как, как правило, настоящих цен они не знали, что позволяло и здесь получать хороший доход.

–А вот, кстати – сказал Седов – я, конечно, кое-что помню из истории по местным племенам, там, в Ливонии. Но наша история – дело такое, в целом-то верно опишут, а вот важные для нас частности могли и опустить, просто потому, что не сохранились знания. Что там за племена? Ливы, эсты? Еще какие-то жемайты с аушкайтами, вроде бы? Чем живут?…

Смена темы оживила разговор, и в него с удовольствием включились и дремавший до того князь, и сидевший со своими бумагами Ефим. Выяснилось, что ливами и эстами те племена называли немецкие захватчики, от чего и пошли названия тех земель. Как они сами себя называли, никто не знал, а на Руси они назывались чудинами (или просто чудью) и были родней корелам. «Ну да, озеро-то Чудское – подумал Николай Федорович – а сами, раз с корелами в родстве, получается, финно-угры». Его, правда, немного удивляло расхождение между типичными финно-уграми, смуглыми, низкими и темноволосыми, и белокурыми прибалтами его времени, но с этим можно было разобраться и на месте. Да и не проблема это была, так, любопытство. Многого про них не знали, но были эти племена, по словам бояр, в первую очередь даже не охотниками, а рыбаками, и на озерах, и на Балтике, но не особо развитыми, как в плане экономики, так и в плане военной силы и вообще общественного развития.

Про жемайтов же с аушкайтами вспомнил Ефим, что то вроде бы название племен, живших южнее, уже как бы не в Литве, в которой в свое время русская (или скорее еще славянская) экспансия столкнулась с немецкой и местным язычеством, создав в чем-то уникальное сочетание. Бояре помнили рассказ о будущем Литвы и прекрасно знали ее настоящее, в котором она давно была сильным противником для всей Руси, а в первую очередь – для Москвы, практически постоянно ведя военной силой и дипломатией споры за обширные пограничные города и земли, целые княжества. Именно ее земли в лучшие времена распространялась «от моря до моря», и объединение с Польшей (при переходе главенства в тандеме именно к той) дало основание полякам потом веками безуспешно мечтать о возврате золотых времен.

Это все Седов, конечно, знал и помнил, а вот то, что и князь, и Федор в разговоре упомянули о необходимости потом привлекать к ним народ и из Литвы, его удивило. Псков и Новгород – понятно, русские земли, не так давно перешедшие под власть Москвы, имели много недовольных новыми порядками. Но Литва?… Его удивление было, в свою очередь, непонятно боярам. После долгих уточнений выяснилось, что сейчас Литву еще можно без сомнений относить к славянским княжествам, а продвижение католичества там пока успешно сдерживается православием. И народ, и обычаи, и язык пока едины (хотя диалект другой, конечно), а полный разлад и верховенство католиков пойдет, скорее всего, с той самой Смуты. Но и сейчас конфессии бодаются, войны ведутся, так что, если найдется, куда крестьянину податься… Пока же Литву в этом смысле можно было сравнивать как с Московским княжеством, так, например, и с Ростовским или Киевским. Николай Федорович взял эту информацию себе на заметку, так как сам представлял ситуацию иначе, но это было, конечно, пока еще очень отдаленно, не в первую очередь, и даже не во вторую.