Валерий Большаков - Кентурион

– А особые приметы у «Крокодила» имеются? – спросил Сергий. – Ну, там, родинки, шрамы…

Сезий оживился.

– Насчет шрамов не осведомлен, а родинка у Зухоса есть! Большая, слева на шее, похожа на косую звезду.

– И последний вопрос. С чего начать наши поиски? Что бы ты сам взял за отправную точку?

Сезий ненадолго задумался, и выговорил:

– Я бы начал с храма Сераписа и с Мусейона… И там, и там у Зухоса хватает сторонников. В Серапейоне – это египтяне-фанатики, а в Мусейоне – ученые эллины. Эти спят и видят, как власть в Египте вернется к царю из рода Птолемеев. Они согласны терпеть даже фараона Зухоса, лишь бы не мы правили Египтом. Не любят «грэкусы» Рим! Ну, ладно, пошел я…

– Можно вопрос? – влез Эдик. – А чего ж вы сами, коли знаете, где искать, не схватили этого крокодила за хвост?

Примипил покраснел.

– Уже двадцать человек из кентурии, – сказал он со злостью, – я проводил в александрийский Некрополь! Все они погибли, исполняя мой приказ – взять Зухоса живым или мертвым.

– Лучше мертвым, – сказал Сергий примирительно, и показал Эдику кулак.

– Что да, то да… – буркнул примипил и попрощался: – Вале!

– Вале… – молвил Роксолан задумчиво, и глянул на Искандера. Тот понял его мысль, и ухмыльнулся.

– Я – «грэкус» толерантный. Рим уважаю!

– Ладно, «грэкус», становись в строй, послужим Империи!

– Устроим сафари на крокодила! – кровожадно потер руки Эдуардус Сармат.

Внимательно оглядевшись, Сергий прошел в Алебастровый зал дворца – чего скромничать. Чертог сиял. Все стены его были облицованы белым алебастром – талантливый резец изобразил на их сияющей поверхности сцены из эллинских мифов. Легкие колонны из черного мрамора поддерживали потолок и упирались в мозаичный пол, выложенный картинками на тему амурных отношений Психеи и Аполлона.

– Сделаем так, – сказал Лобанов. – Ты, Уахенеб, отправишься в храм Сераписа. Больше просто некому. Мы-то по-египетски ни «бэ», ни «мэ», ни «кукареку». Устроишься там кем-нибудь, чтобы везде можно было лазать…

– Понял, – серьезно сказал Фиванец. – Что я должен делать?

– Смотреть и слушать! Вычислять подозрительных. Следить за ними. Обращать внимание на любые странности.

– Понял, – по-прежнему серьезно повторил Уахенеб.

– В помощь тебе даю Кадмара.

– Только я языка не знаю! – предупредил галл.

– Твоя задача – ходить за Уахенебом и беречь его от неприятных встреч.

– Это можно, – успокоился сын Каста.

– Я с Искандером займусь Мусейоном, – продолжил Лобанов, оборачиваясь к остальным, – а вам придется побегать по городу! Гефестаю с Эдиком я поручаю Брухейон. Это здесь, ближе к центру, богатый район. А Регебал с Акуном пусть прошвырнутся по Дромосу – так тутошняя главная улица зовется. Задача у всех одна – разведка!

– Найти и обезвредить! – произнес Эдик мужественным голосом, уворачиваясь от Сергиева тумака.

Квинт Раммий Марциал не считал себя самым умным, и весьма смутно понимал, отчего именно ему Адриан оказал такую милость – удостоил повязок префекта Египта. Но был рад оказанному доверию и вовсю наслаждался преимуществами своего положения. Взять, хотя бы, место его жительства – Цезареум, выстроенный Клеопатрой. Это же огромный дворец, достойный самого принцепса! Одни пропилеи чего стоят. И как дивно сопряжены стили, египетский и эллинский, как выдержаны пропорции! Входишь – и чувствуешь, будто у тебя венец на голове… Или, к примеру, богатые купцы. Он только одного и помнит по имени – Саргона, хитромудрого финикийца. А сколько их уже перебывало в приемных? Сколько золотых статеров ими всеми отсыпано под шепоток: «Исключительно в знак уважения… Ради дружбы с таким большим человеком… Это не жертва, это залог общего преуспеяния…»

Юпитер Всеблагой! Он им даже не подмигивал, виду не подавал. Эти богатеи сами несли ему золото. Но Квинт может честно и прямо смотреть всем им в глаза, ибо не должен никому ни асса. Купцы платили за поблажки?.. Они их получили. И все довольны, и вся деловая Александрия зауважала нового префекта, поскольку убедилась: Марциал чтит обоюдность великого принципа «Ты мне, я тебе»! Чтит и не нарушает сего неписаного закона.

Потому и на душе у него легко… Квинт Раммий Марциал – коренастый, плотный мужчина с коротко стриженными волосами на шишковатой голове – подошел к бронзовому этрусскому зеркалу. Повернулся левой щекой, повернулся правой. Хм… А неплохо бреет этот новый цирюльник, как его… Пандион! «Грэкус», но толк знает. Всё римские порядки нахваливает, а о соплеменниках своих отзывается с легким презрением – дескать, статуи ваять научились, но к искусству закона, к искусствам мира и войны даже не приблизились. И разве он не прав? Вот она, Александрия! И кому принадлежит эта вотчина эллинов, иудеев и египтян?.. Риму! Великий македонец расширил пределы Эллады до самой Индии, а толку? Раскокали эллины империю, как вазу, на мелкие кусочки. Как ткань драгоценную, на лоскутья извели. А почему? А потому, что болтуны они, и больше никто! Лодыри изнеженные и мужеложцы – правильно Пандион говорит. Не-ет, только Рим достоин владеть миром! Ибо золотом скрепляет то, что завоевано железом.

Префект перешел к окну и раздвинул полупрозрачные занавеси. Александрия… Город достославный, город прекрасный, город порочный. Здесь по одним и тем же улицам прогуливаются ученейшие мужи, отрицающие богов, и пророки всех мыслимых вер, искуснейшие шлюхи и нецелованные девственницы. Город тайн, город сокровищ, город лиходеев…

Квинт Марциал нахмурился. Ах, Зухос, проклятущий Зухос… Не будь тебя, какое же тихое счастье постигло бы префекта Египта! Но ты есть, побери тебя Орк… Черная тучка в безоблачном небе.

– Сиятельный… – послышался робкий голос раба-корникулярия. [10]– Гости прибывают…

– А, да-да! Венуст, проводи всех в триклиний, [11]я скоро.

Венуст поклонился и повернулся уходить.

– Да! – окликнул его префект. – А танцовщиц ты пригласил?

– Да, сиятельный.

– Отлично!

Квинт Марциал собирал уважаемых людей города на пирушку-симпосион – без видимой цели, просто чтобы обрасти связями погуще. Лишенный предрассудков, он поначалу и алабарха думал позвать – главу всех александрийских иудеев, не старого еще Аода сына Гедеона, но быстро отбросил эту мысль. Не хватало еще, чтобы уважаемые люди сочли его сумасбродом! Алабарха мы приманим завтра, и зазовем во дворец вечером, когда наступит время сов…

Оглядев себя еще раз в зеркале, Квинт оправил белоснежную тогу, и твердым, уверенным шагом направился в триклиний – продолговатый обширный зал, разделенный на две части шестью колоннами тиволийского мрамора. На полу из драгоценной мозаики сплетались нимфы и фавны. В глубине зала за колоннадой стоял круглый стол, вокруг которого разместились двенадцать высоких бронзовых лож, уложенных пуховыми подушками в пурпурных наволочках. Лампы из алебастра и позолоченной коринфской бронзы были потушены, но запах ароматного нарда еще витал в воздухе.