Дмитрий Абрамов - Большой Песец. Дорогой Леонид Ильич

Пышный приём завершил судьбоносные переговоры. Банкет, переходящий в разгульную пьянку. Даже исповедующий трезвость германский канцлер не удержался и выдул под хорошую закуску бутылку отличного портвейна. Салют-фейерверк. И на политической карте мира всё опять перемешалось. Британия и Рейх решили большую часть своих проблем (по крайней мере их руководители так считали), и обеспечили проблемы остальным участникам глобального передела мира.

3 февраля 1943 год. г. Москва.

Пошли третьи сутки как я в Москве. Опять опричники кровавого режима держат меня в застенках. Застенки правда больше похожи на комнату в провинциальной студенческой общаге. Метров пятнадцать квадратных. Окно нормальных размеров и не под потолком. Две панцирных кровати с приличными матрасами и чистым бельём. Стол, два стула, пара тумбочек и платяной шкаф. И что характерно всё это не привинчено к полу и стенам. Обычная межкомнатная дверь в коридор не заперта. В коридоре ещё пяток таких же дверей, по всей видимости скрывающими такие же как у меня комнаты. Санузел в конце коридора. В другом конце коридора стол. За ним сидит дежурный по этажу. Явно не призывного возраста мужик с погонами старшины. У него можно чайком разжиться. Три раза в день за мной приходит выводной-конвойный-сопровождающий и ведёт в служебную столовую. В столовой питаюсь по своему продаттестату.

Вот такие застенки и порядки в них. Странно? Да, ни фига. Потому что я не заключён под стражу. Прокурор меня под домашний арест посадил. А поскольку в Москве у меня дома нет, то сижу в здании Союзной Прокуратуры. В постановлении прокурора так и написано – «по адресу г. Москва, Пушкинская улица, дом 15-а». А застенки это – общага-казарма-гостиница для приезжих прокурорских.

Вчера пару раз вызывали на допрос. Всё тот же полковник уточнял всяки-разны детали. Не грубил, не хамил, не пытал. Даже странно как-то. Сегодня с утра обнаружил горячую воду в кранах санузла. С наслаждением принял душ. Потом поход на завтрак в столовую. Гречневая каша с мясной подливой, бутер с маслом и настоящий грузинский чай с кусковым сахаром в прикуску. Жить можно. Но скучно. И неопределённость. Сколько мне ещё здесь бездельничать? Хотя тот прокурорский полкан и проговорился что старшие товарищи требуют побыстрее закончить следствие, но, когда наступит это «побыстрее» не понятно.

Завалился на кровать, читаю свежие газеты. Вчера некогда было почитать – допросы, приём пищи и здоровый сон, а сегодня после завтрака выяснил, что есть тут такой бонус. У дежурного по общаге попросил, а он не отказал. «Правда», «Известия» и «Красная Звезда». Наши окружили Новгород. В котле под Ленинградом ещё пара немецких полков в плен сдалась. Наши подошли к Нарве и Таллину. Молодцы. А, вот вести от союзников. Англия замирилась с Рейхом. Тыдынц! Вот это фокус! Это я что ли так всё поменял? Дела! Это ж теперь у Гитлера ворота для морской торговли открываются на распашку и рейх прирастает ресурсами всей британской империи. Попадос! Надо как-то эту тему разруливать, а то все мои авантюры в минус для страны сработают. Думаю. Прикидываю варианты. От думок мозги начинают нагреваться. Варианты просматриваются, но рассмотреть их до конца не получается. В дверях комнаты появляется конвойный-выводной.

– Товарищ генерал, приказано Вас к прокурору сопроводить.

Сел на кровати. Ноги всунуть в сапоги. И я готов. Идём знакомыми уже коридорами к допросному кабинету.

Давешний полковник сидит за столом и просматривает пухлую папку с моим делам. Отрывает взгляд от документов и смотрит на меня.

– Итак, товарищ Брежнев, следствие по Вашему делу практически завершено. Имеете ли что ещё добавить? Может что ещё вспомнили?

– Добавить я могу много чего ещё, только на общую картину эти воспоминания не повлияют.

– Ну что ж, нет – так нет.

Закрывает папку и нажимает на кнопку вызова конвоя.

Ну, вот сейчас ворвётся конвой, отхреначит меня начищенными до блеска хромовыми сапогами и потащит в настоящую камеру. Или сразу в расстрельный подвал?

В кабинет заходит сержант-конвойный, и прокурор меня удивляет.

– Тюрин, собери вещи товарища генерала и в приёмную их к Прокурору принеси.

– Есть, товарищ полковник.

Сержант выходит. Чёй-то не понятно.

– Пойдёмте, товарищ генерал.

Опять идём по коридорам. Высокая дубовая дверь. На ней табличка – «Приёмная». За дверью, вот неожиданность, действительно обширная приёмная. За большим столом с телефонами и пишущей машинкой сидит симпатичная девушка в форме младшего лейтенанта юстиции. Здоровается с полковником. Снимает трубку одного из телефонов.

– Пришли, товарищ генерал, – это она в трубку, и потом уже нам кивает, – проходите, вас ждут.

Справа от стола двустворчатые двери, обитые кожзаменителем и с начищенной до блеска медной табличкой – «Прокурор СССР. Ген-майор Виктор Михайлович Бочков». Меня уже большими чинами не удивишь, но приятно, чёрт возьми, сам Прокурор Союза моим делом занимается.

Заходим. Полковник первым, я за ним. Во главе большого Т-образного стола сидит симпатичный, лет сорока генерал с добрыми слегка прищуренными глазами. Полковник почему-то становится в пол-оборота к генералу, принимает строевую стойку и начинает докладывать.

– Товарищ…

Поворачиваю голову в право, к окну, и чуть не роняю челюсть. У закрытого белыми французскими шторами окна присел на подоконник Верховный Главнокомандующий.

Сталин взмахом руки останавливает доклад полковника.

– Вы всё уже закончили?

– Так точно, товарищ Верховный Главнокомандующий.

Сталин протягивает руку за папкой с моим делом.

– Спасибо, товарищ полковник, Вы пока свободны.

Полковник выходит из кабинета, а Сталин несколько секунд рассматривает меня, потом начинает листать дело. Читает быстро, по диагонали. Что-то перечитывает, что-то пролистывает не глядя. Пять минут тишины. Наконец Верховный опять поднимает взгляд на меня. Пауза. Вздох.

– Что скажете, товарищ Брежнев?

От сердца отлегло. Раз товарищем назвал, значит ещё повоюем.

– Простите меня, товарищ Верховный Главнокомандующий.

– За что?

– За то, что мои действия отрывают руководство страны от других дел.

Сталин переглядывается с Бочковым, хмыкает и тихо молвит: – Наглец.

Стою. Молчу.

– Генерал, у Вас голова не кружится? От успехов? – это Сталин произносит, уже пристально вглядываясь в меня.

– Никак нет, товарищ Верховный Главнокомандующий, не кружится.

– А, откуда ж тогда эта папка появилась? – Сталин делает шаг к столу, кладёт на него папку и прихлопывает её сверху ладонью.

– Думаю, что те, кто…, – пытаюсь подобрать слово, – Те, кто доложил о моих действиях, не имеют представления о том, что и как происходит на фронте и за линией фронта, – вроде политкорректно получилось.