Владимир Свержин - Фехтмейстер

Леопард метнулся в сторону, оборачиваясь в человека с горящим взглядом и грозным, точно глаз урагана, ликом.

Поручик Вышеславцев выплюнул снег изо рта и вскочил на колени.

— Да что ж тут происходит-то?

В самом деле, представшая пред ним картина не поддавалась разумному описанию: среди валявшихся тут и там людей подбоченясь стоял Распутин и безудержно хохотал. Вдруг он остановился и начал что-то кричать. В этот миг к нему бросился какой-то мужчина с кинжалом в руке. Вышеславцев схватил оброненный наган, ствол его был забит снегом. Он с силой вытряхнул его и вскинул, целясь в убийцу.

— Стой! Нет!!! — Жандарму показалось, что совсем рядом вскочил сугроб и бросился на него. Выстрел грянул, и в тот же миг поручик ощутил, как сверху наваливается кто-то очень сильный и умелый. Револьвер отлетел в сторону. На помощь командиру уже спешили другие жандармы.

— Идиоты! — в бессильной ярости орал сотник, пытаясь вырваться из жандармских объятий. — Там демон! Его нужно добить!

— Я его узнал, это Длугаш! — кричал Вышеславцев, на четвереньках ползя за револьвером. Больше всего ему сейчас хотелось нажимать и нажимать на спусковой крючок и смотреть, как падают убитые им люди.

Барраппа покачнулся и выронил кинжал. Голоса в голове внезапно стихли, сменившись ненарушаемой ничем тишиной. Ему казалось, что должно быть больно, но боли не было. Были лишь глаза демона, горящие адским пламенем. Они становились все больше, и больше, и больше, пока не слились в единый огонь.

На мгновение освободившись от жандармов, Холост снова прыгнул на спину поручика, впечатывая его в снег в двух шагах от лежащего в снегу револьвера, и тут же поверх него очутилось шесть, а то и семь увесистых откормленных жандармов, спешащих помочь командиру. Все они слышали раздавшийся вдруг среди зимнего неба гром…

Воспользовавшись замешательством, Хаврес метнулся в сторону, туда, где едва-едва поднималась на ноги начисто обескураженная происходящим Лаис. Он не мог убить жрицу, не так давно вызволившую его из заточения. Но кто мешал ему использовать это тело вместо того, что мгновение назад пришло в негодность?

Лаис выставила перед собою руки в защитном жесте, силясь произнести начальные слова заклинания. Ей было не успеть. Нипочем не успеть. Двое мужчин стремительно метнулись к ней. Ротмистр Чарновский сбил ее с ног и, обхватив руками, покатился в сторону. Полковник Лунев преградил дорогу демону, упрямо наклонив лоб и сцепив зубы. Демон презрительно расхохотался, и небо вторило ему зимним громом. В тот же миг Платон Аристархович ощутил, как наполняется огнем все его тело.

— Делай, как я велю, и останешься жить.

Полковник Лунев упал на колени, цепляясь ногтями в землю под снегом.

— Нет!

— Повинуйся мне! — Новая волна боли тисками сжала тело полковника.

— Нет!

— Повинуйся, я сделаю тебя могущественным. Короли и императоры склонятся пред тобой.

— Нет!

— Чего тебе надо? Золота? Славы? Может, тебе нужна эта красотка? Ты идешь на смерть ради ее никчемных прелестей? Повинуйся, я подарю ее тебе прямо сейчас!

— Нет!

Чарновский, с силой оттолкнув Лаис, вскочил на ноги, быстро оглядываясь по сторонам. «Вот он!» В три шага конногвардеец оказался рядом с распластанным телом Барраппы. Рядом с ним торчала из снега темная от времени слоновая кость рукояти кинжала. Он схватил ее и бросился к корчившемуся от боли Луневу.

— Ну что, что тебя держит? На что ты рассчитываешь? Человек не в силах выдержать такое, не в силах противостоять мне. За несколько мгновений ты узнаешь о боли куда больше, чем все человечество за век.

Полковник Лунев бился головой о снег, не чувствуя ударов и не в состоянии ничего более сказать.

— Лаис! — закричал ротмистр, занося оружие. — Немедленно читай заклинание! Вызови его и заточи туда, откуда призвала в этот мир.

— Но если он сдастся… — Жрица Эстер, дрожа, указала на воющего от боли Лунева.

— Он не сдастся. А если сдастся, я его убью и приму демона на себя, и ты начнешь все сначала.

Верховная жрица храма Прародительницы Эстер утерла пот со лба.

— Это случилось, — тихо произнесла она, опускаясь на вырезанный из горного камня трон. — Он в западне. Теперь Лаис не составит труда загнать его обратно.

— Но как? — Одна из подручных Верховной жрицы удивленно воззрилась на мудрую наставницу.

— Один из тридцати шести!

Короткая надпись на могильной плите гласила:

«Здесь покоится капрал сербской армии Петр Длугаш, погибший, спасая мир».

Весна 1915 года выдалась, как говорили, дружная. Будто сама природа радовалась прекращению огня на всех линиях фронта.

Двое мужчин и женщина шли по аллее от ворот кладбища, обходя последние мартовские лужи.

— Так что, все же решились ехать? — повернулся к спутникам старший из мужчин в полковничьей форме с флигель-адъютантскими аксельбантами.

— Да, — кивнула Лаис. — Я должна это сделать. Должна вернуться в Карнаве, чтобы наконец завершить этот круг. Вы не представляете себе, как я вам благодарна. Вы… — она замялась, оглядываясь на конногвардейца, — вы, несомненно, самый достойный мужчина, которого мне довелось встречать. Прости, Мишель. Если мне и жаль покидать Россию, то поверьте, расставание с вами — одна из самых грустных потерь. И все же я должна ехать.

— Но ведь это… — Полковник Лунев стушевался. Слова Лаис сбивали с ног, заставляя вспомнить давние годы, когда совсем еще зеленым юнкером с букетом наломанной сирени в кулаке, он ждал свидания с той, как представлялось, единственной и неповторимой. Теперь были совсем другие времена, и шедший рядом с той, о ком он тайно грезил последние месяцы, был ее избранником. Потому он лишь смог выговорить, стараясь казаться спокойным и уравновешенным: — Это опасно. Вы же знаете, чем это может вам грозить?

— Знаю, но разве это не справедливо?

— Михаил Георгиевич, дорогой, ну хоть вы отговорите ее.

— Я тоже еду, — уголком губ усмехнулся конногвардеец. — Никогда, знаете ли, еще не бывал в Атласских горах. Занятное, должно быть, место.

— Покупайте газету «Русская весть»! — доносилось совсем рядом, точно по зову газетчика обитатели кладбища должны были вскочить и устремиться за свежими новостями. — Император Карл Австрийский приезжает с визитом в Петроград! Заместитель председателя Надзорного комитета Родзянко протестует против назначения министром внутренних дел эсера Бориса Савинкова!

— Все как всегда, — грустно произнес Чарновский. — Народ занимается излюбленным делом — шумит о том, в чем ничего не смыслит, и ожидает нового ради нового. Через неделю, от силы две, ни Родзянко, ни Савинков уже никому не будут интересны. Вспомните, еще неделю назад наше просвещенное общество смаковало фразу кайзера, что, невзирая на все потери, он считает войну победой германского духа и поражением своих гнилых союзников. Кто сегодня об этом вспомнит?