Павел Мамонтов - Княжий человек

Такими штуковинами реально можно было вытащить настоящую боевую ладью из реки. На глазах у Данилы это и проделали. Правда, ладья была меньше «Лебёдушки», но гребных мест имела больше. И всё равно это был адский труд. Правильно Путята решил оставить свой главный торговый корабль по ту сторону волоков.

Жаль только, сидеть в однодеревке и посвистывать, пока её перетащат через волок, нельзя было. Чтобы лодка не съехала с гати, не перевернулась и не ушла в топь, приходилось спрыгивать в далеко не тёплую воду, которая доставала до щиколоток, а порой поднималась и до голени, и страховать судно с бортов. А иногда и толкать по скользкой гати.

Отдельным «удовольствием» было то, что на лебёдках нельзя было сразу перетащить лодку через волок. Их было установлено несколько штук на всём маршруте. И когда однодеревку дотягивали до лебёдки, приходилось ждать, пока перекинут и закрепят канаты от следующей. Чтоб лодка не скатилась под уклон, использовали исконно народный ручной тормоз – длинный дрын, который втыкался между брёвен гати за кормой лодки.

Всего на волоке функционировало несколько таких «лебёдочных» дорожек, разной длины и маршрута, иначе все однодеревки до конца лета не прошли бы по волоку.

А всего, насколько знал Данила, таких волоков на Руси было около десятка, это не считая порогов, где корабли тоже надо было перетаскивать по суше.

«Волочения» начали с утра, поздно вечером однодеревку опустили в стоячее озерцо, где и пришлось ночевать, прямо в лодках. Рано утром всё началось сначала: «журавлями» однодеревку вытащили из воды, воротами протянули по суше и опустили в следующее озеро. Дальше своим ходом до берега и всё повторилось: «журавли», ворота, озеро, и ещё раз. Вечером лодка оказалась в очередном озере, но уже проточном . И речушка, вытекавшая из него, текла теперь не на север, а на юг. Очень важный этап на пути «из варяг в греки» был преодолён. Вдвойне приятно было то, что, пусть и короткий отрезок, плыть придётся по течению, не умахиваясь не вёслах. Кайф!

Данила, уставший и промокший, привстал на корме, приложил ладонь козырьком и посмотрел назад. Там в лучах заходящего солнца он увидел те самые «журавли», которые прямо сейчас вытаскивали однодеревки из Ловати. А ведь ему казалось, что путь они прошли длиннющий до жути. На самом деле их лодки два дня преодолевали волок длиной максимум в десять километров. Ну что ж, хорошо, что теперь можно немного отдохнуть, ведь впереди Двина, там опять вверх по течению, а за ней снова волоки.

Речка, по которой неспешно плыл караван Путяты, называлась Усвяча, и протекала она через три небольших озерца. Данила, пользуясь моментом, что грести не надо, сидел на скамье и смотрел на неспешно проплывавшие мимо берега, поросшие диким лесом. За сутки, что плыли по Усвяче, Даниле на глаза попалось одно поселение, правда, уже ближе к устью.

Лафа кончилась – Усвяча вынесла десятки однодеревок в Двину, снова пришлось налечь на вёсла. Хорошо хоть ветерок дул в нужном направлении: вниз по течению, к стольному граду Полоцку, где держал ставку наместник князя Владимира Святославича.

Про взятие Полоцка Владимиром и его друзьями, нурманами-разбойниками, Данила уже наслушался немало: и саг, и былин, и хвалебных драп, и просто рассказов за кружкой пива в весёлой компании. Причём обязательно рассказчик находился в центре событий: штурмовал главные ворота города, бился щит в щит с князем Роговолтом и его сыновьями на рыночной площади, его на шесте забрасывали прямиком на стену Полоцка со стороны пристани.

Последнее Данила посчитал чистым вымыслом, но Шибрида подтвердил, что так на самом деле и было: трое викингов с разбегу втыкают длинный шест, а четвёртый, держась за другой конец, взмывает прямо на стену. Шибриде можно было верить, он всегда разделял, когда травил байки и хвастался, а когда говорил серьёзно. Тем более, как понял Молодцов, у него под Полоцком сражались родичи, причём родичи были с обеих сторон, но подробнее тему варяг никогда не развивал.

А уж как во всех рассказах хвалили Владимира: и как напал ловко, и хитрый ход придумал, и отомстил, и викингам укорот дал – город разграбить не позволил.

Про князя полоцкого Роговолта, которого Владимир победил, тоже ничего худого не рассказывали, наоборот, очень уважительно отзывались. А что проиграл – так то боги решили. Раз Владимир победил, значит, он им и больше люб был.

Чаще ругали Рогнеду, дочь Роговолта: мол, из-за неё вся война и началась. Владимир сватался к ней, а Рогнеда ему отказала в очень грубой форме. Уже много после незаконный сын Святослава собрал войско и захватил Полоцк, а саму Рогнеду взял в жёны, правда, перед этим изнасиловал на глазах отца и братьев, после чего последних приказал убить.

Рогнеда тем не менее стала одной из многих законных жён Владимира, родила ему сыновей. Сейчас вроде как живёт в Полоцке, вместе с бывшими дружинниками отца, принявшими присягу киевскому князю. Приняли они присягу не сразу, долго партизанили в окрестных болотах, но потом решение почему-то изменили. А для своих сыновей Владимир сейчас строил новый город. В общем, запутаны были дела в доме князей полоцких.

Но с точки зрения общественного мнения, Владимир был абсолютно прав: и честь поруганную восстановил, и богатства Роговолта только приумножил. Один род поглотил другой, и в этом предприятии женщины были лишь переходящим призом, наряду с другим имуществом. Женщинам, конечно, в такой ситуации не позавидуешь, но лично Даниле было не жаль Рогнеду. И вовсе не потому, что якобы из-за неё началась война. Во время осады наверняка можно было решить все вопросы. Молодцов читал: бывали случаи, что, когда враг врывался в город, русские княжны с башен вниз бросались, вместе с детьми на руках.

Рогнеда же себя не убила, хотя, конечно, знала, что её ждёт, но легла под победителя. Значит, сделала выбор, значит, быть княжной, пусть и рядом с убийцей её отца, ей было милее. Может, хотела княжеский стол для детей сохранить, может, отомстить думала потом.

Данила её и не осуждал. Кто он такой, чтобы судить? Тем более женщину. Его мама как-то на полном серьёзе заявила, что женский патриотизм – это идиотизм, женщины должны детей растить и о домашнем очаге заботиться. И мама растила: Виталия, старшего брата, сводного Даниле, его самого и младшего братика Мишку.

Уж свою мать Молодцов ни в чём не стал бы укорять. И Уладу тоже. Если бы с ним что-нибудь случилось, Данила не хотел, чтобы Улада создавала себе проблемы излишней сентиментальностью. Да и не будет она этого делать. Другое дело, будет ли она всерьёз переживать разлуку?

Данила раздумывал об этом, ворочая веслом, тело выполняло привычную работу, а мозг развлекал себя отвлечёнными мыслями. Это состояние было похоже на своеобразный транс. Тем более на этот раз он мог любоваться своей спутницей постоянно: Улада устроилась на корме у ног Шибриды, правившего лодкой. Поза двусмысленная, но Молодцов был твёрдо уверен, что, по крайней мере до Киева, эта девушка – его и только его.