Михаил Маришин - За три войны до… Реинкарнация Победы – 4

На самом гребне южного склона был вырыт окоп, то ли совсем без бруствера, то ли так искусно замаскированный. Отсюда, чуть сверху и в хорошую оптику, он воспринимался как короткая горизонтальная чёрная полоска, которую давала неосвещённая вертикальная внутренняя стенка. Если бы дело было днём, при ярком солнце, я бы, пожалуй, его не рассмотрел бы, но сейчас, на контрасте чёрного и белого он проявился. Пулемёт казался чёрной точкой на фоне освещённой луной степи и, показалось мне, был установлен слишком высоко. Рядом маячила более светлая голова наблюдателя, явно волновавшегося и то и дело привставшего на секунду повыше, чтобы дальше осмотреть местность. Определившись с характерными демаскирующими признаками, я принялся шарить глазами дальше и вскоре обнаружил в сотне метров ниже по лощине от первого, ещё одно пулемётное гнездо. Между ними не было никаких ходов сообщения, но на полпути имелись зачатки фортификационной деятельности в виде щелей. По словам Танаки пулемётов оставалось всего четыре. Я предположил, что два остальных установлены на моём склоне и я их просто не вижу с поверхности земли. Это было вполне логично в случае, если японцы заняли круговую оборону. При этом, я оценил их маленькую хитрость. Лагерь свой они разбили по лощине метров на триста выше места побоища. До ближайшего пулемёта от меня было приблизительно шестьсот шагов.

Прислушиваясь и приглядываясь, приготовив на всякий случай бесшумный «носорог», я пролежал на месте ещё с полчаса, но не обнаружил никаких признаков разведки. Никто не шёл по степи, не полз туда, откуда я стрелял из ракетницы. Скорее всего, пленный самурай не врал и те, кто сидел сейчас у пулемётов, попросту были на это не способны. Что ж, связываться с инвалидами не стоит, коль скоро я могу просто обойти их стороной. Повалявшись для очистки совести ещё какое-то время, тем же путём, каким я добрался сюда, вернулся к самолёту и со спокойной душой завалился спать, намереваясь с толком использовать оставшиеся пару часов тёмного времени.

Эпизод 10.

– Вы убили их? – встретил меня вопросом пленник, хоть и медленно, но вполне самостоятельно уплетая завтрак.

– Нет. Зачем без нужды? – выразил я своё отношение к проблеме.

Танака кивнул и, больше не обращая на меня внимания, сосредоточился на работе челюстями. Такое отношение к моей персоне меня слегка задело. Я целое утро не появлялся, солнце уже высоко, часов девять утра, а этот даже не забеспокоился, что я сгину и он здесь один останется, как собака на цепи.

– Заканчивай скорей, мне твоё место нужно.

– Что делать будете? – настырно «выкнул» мне японец, строго придерживаясь выбранной линии поведения.

– Карету для тебя, не переть же на горбу.

В ответ самурай только кивнул, будто мои намерения стали для него абсолютно понятны, в чём я лично сильно сомневался. Между тем, план мой был далеко не очевиден. Чтобы не тащить на руках всё своё абсолютно необходимое на переходе богатство и японца, который хоть и был мал ростом, да и отощал в пустыне, но весил не меньше шестидесяти килограммов, мне нужен был какой-то транспорт. К счастью, АНТ-9 при капитальном ремонте с заменой моторов пережил и кое-какой «тюнинг». Обычный для этого типа самолётов хвостовой костыль был заменён на дутик, который уцелел в ходе прошедшего здесь боя. И этим, единственным, уникальным колесом никак нельзя было пренебрегать! Приподняв хвост уже почти полностью разгруженного мной самолёта и подставив под него всё те же многофункциональные ящики из под гранат, я вооружился ножовкой и топором, с твёрдым намерением его отчекрыжить. Первым делом я развернул самоориентирующееся колесо в сторону носа и, забив в шарнир обрубков дюраля, намертво зафиксировал его в этом положении. Потом настал черёд обшивки и силового набора, раскраивал которые я почти до обеда. В итоге я получил тачку, пусть не суперудобную, но которой можно было пользоваться. Чтобы конструкция не потеряла жёсткости, кроме днища оставил часть бортов фюзеляжа, которые, сходясь к килю, образовали кузов, куда можно было, прикладами назад, сложить оружие, боеприпасы, лекарства и еду. Поперёк тачки сверху я стал приматывать бинтами дерево, всё, что нашлось в самолёте. Туда с избытком пошли и лавки, и декоративные рейки из-под потолка салона. Так у меня получилась площадка полтора на полтора метра. Перекинув через неё ремни из японской амуниции, с одной стороны я подвесил канистру с водой, а с другой недоиспользованное дерево и японский пулемёт, который всё-таки пришлось взять в качестве противовеса. Застелить тачку упаковками с ватой и накрыть серым полотнищем, было и вовсе минутным делом.

– Всё, ваше самурайское величество, карета подана, – подняв японца на руки я положил его на помост. – Извольте обживаться, пока я весточку о своих проделках намалюю.

Сказав это, красной краской из запасов бортмеханика намалевал на бортах фюзеляжа и на отогнутом вниз с одной из плоскостей листе «Мины». Искать растяжки и снимать их я поленился, да и время терять было жать.

– Всё бы вам, захребетникам, на горбу у трудового народа выезжать, – проворчал я, берясь за обмотанные бинтами рукоятки тачки и тронул её с места.

– Мой отец был кузнецом, – отозвался японец.

– Будешь, значит, Танака Кузнецов. Так на могиле твоей и напишу, если вдруг помереть по дороге вздумаешь.

– Если сами меня на этой тележке не растрясёте, не умру, – всё так же ровно заверил меня самурай.

– Ишь, ещё привередничает! Да это лучшая тачка на день пути вокруг! Рессора, пневматик, причём, низкого давления! Вообще, Танака, будешь себя так вести, пристрелю тебя ко всем чертям.

– У нас был договор, – напомнил мне пленник, понизив голос, видимо, приняв угрозу всерьёз.

– Конечно, пользуйся тем, что русские всегда договоры соблюдают. Не какие-нибудь там англичашки, которые слово держат, только пока выгодно. Для тех вообще правил никаких не существует. Слыхал про судетский кризис? Помяни моё слово, ни Англия, ни Франция защищать Чехословакию не будут, хотя по договору и должны, гарантии давали.

– Не знаю, о чём вы говорите.

– Не беда, узнаешь ещё. Может, своим мозги вправишь, чтоб знали, с кем дело можно иметь. То ли дело русские! Сказал товарищ Сталин, что любой агрессор по шапке получит, значит, так и будет. Ох, и достанется вам сейчас на орехи за все ваши шалости!

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Так русская пословица звучит? Ещё неизвестно, чья возьмёт. Вы только отбиваетесь от ударов доблестной Императорской армии. Обороной же войны не выигрываются.

– Дай срок, прочувствуете, как русские наступают. А то вон гонору сколько, пока вас по роже никто не бил. Утрётесь как миленькие. То не беда. У нас и другая пословица есть. За одного битого, двух небитых дают.