Дмитрий Володихин - Убить миротворца

Дмитрий, наконец взял себя в руки. Неоспоримый факт: вычеркнуть все сказанное не представляется возможным; следовательно, надо довести беседу до конца. Иначе в ней не останется ни грана пользы.

— Я рассказал все как есть… лучше ли у вас? Надеюсь, в твоем мире у мужской цивилизации большая жизненная территория?

Двойник вместо ответа хмыкнул, пожал плечами, усталым движением пригладил волосы. Глаза его выражали неуютное удивление.

— Витя, боюсь показаться назойливым или даже глуповатым, но мне не верится, что у вас этот вопрос не стоит. Если возможно, если я не прикасаюсь к твоим эмоциональным резонаторам, просто ответь: кто у вас наверху?

— Не знаю, Дима. Удивляюсь я твоим словам. Какая-то мешанина. Не разбери-пойми. Как мы живем? Да мы живем совершенно обыкновенно. Просто живем рядом. Женщины с нами рядом, мы с женщинами. Кто у нас наверху? Да никто, наверное. В семье — понятно, чья возьмет, тот и сверху. Но такая круговерть, она в виде исключения. Говорить-то противно. У нас не любят двух вещей: нестойких семей, а еще когда муж и жена за власть между собой дерутся. Я вообще-то монархист. То есть, всему должен быть один хозяин, а не свора вороватых козлов в огороде… Но по семейным делам я республиканец. Пускай вдвоем разбираются. И мы с Катенькой моей тоже вроде бы в республике живем… Она по одним делам за старшего, я по другим… На Терре вообще не принято со звоном и гамом разбираться кто выше, — на таких дел мастеров косо смотрят. Не знаю, как тебе еще объяснить, все какая-то ерунда получается… Ты чушь плетешь, и я, видишь, от тебя заразился… В общем, как-то вопрос не стоит… просто живем. Как-то и так все хорошо…

— А, допустим в других местах… странах… не знаю, как сказать… в твоем «русском мире», до сих верю в него лишь наполовину… извини…

— Да что там! Я сам в твою пошлую Федерацию едва-едва поверил… В других государствах? Дай подумать… — Виктор погрузился в молчание и закрыл глаза. Дмитрий не знал, до какой степени болели у «близнеца» веки, до какой степени отяжелела его голова, до какой степени виски требуют подушки… Он лишь видел: Вите приходится удерживать себя на грани сна настоящим остервенением воли. И не желал прерывать беседу: раз двойник явился, пусть говорит, пусть рассказывает свои сказки… или не сказки? не могут они быть не-сказками… Иначе разум его ведает, зачем он здесь, этот двойник!

Сомов кашлянул. До крайности вежливо, но изготовившись оную вежливость повторить еще разок — погромче.

— Я просто думаю, Дима…

«Близнец» медленно отворил очи.

— Как бы тебе, брат, сказать, везде по-разному. В Империи — наподобие нашего, там даже была государыня императрица Екатерина III… В прошлом веке лет десять процарствовала. На Европе народ через одного военный, у мужиков, если прикинуть, имеется перевес… А на Венере мужиков меньше: они там быстрее от дури курвятся напрочь. Так что, вроде, бабы больше порядком заправляют. Но только это все — гадать попусту. Ни на Земле, ни на Европе, ни на Венере никто разбираться не приучен, какому полу больше фарта в жизни. Делом люди занимаются. Некогда им.

— Да у вас там настоящая земля обетованная… — сказал и осекся. Испугался. Испугался отсутствию испуга. Ему нельзя совсем отучиваться от страха. И неважно, сколько именно он уже наболтал сегодня. Нельзя убивать свой страх; это все равно, что убивать инстинкт самосохранения. Нельзя! Кончится каким-нибудь взломом мозга или жизнью на природе, в сельской местности… И произойдет все на пустом месте, в результате какой-нибудь нелепой осечки.

— У нас там нормальная жизнь.

Сомов обрел в странной беседе с Виктором острый и волнующий привкус опасности. Тот их единственный выход в иную Россию припахивал смертельным риском, но и завораживал. Забраться очень высоко и посмотреть на свой мир, такой привычный и даже почти уютный… оттуда. Голова кружится.

Но что он мог противопоставить жизни своего двойника? Мэри Пряхину? Положительно, Мэри Пряхина заслуживала внимания… Однако выложить эту карту против страстного четверга в соборе Александра Невского, или, скажем, против битвы с эскадрой Аравийской лиги — все равно что побить туз десяткой… Сколько не пытайся, а выйдет одна нелепость. Обожаемая очень устраивала Дмитрия, но она все же не дама, а именно десятка; впрочем, в подобной игре и дама была бы слабовата. Так он считал. А был ли в его жизни хоть один «туз»? Да. Пожалуй, да. Да и не «туз» даже, а целый «джокер». И он точно помнит дату: 30-го мая 2123 года. Ровно два года назад. Совпадение его до некоторой степени заворожило… Но рассказать о том дне Виктору? А как он отреагирует? Может быть, накричит на него? Или ударит? Ведь есть в случившемся нечто, заслуживающее и окрика, и удара… Он никогда не стремился открыть этот колодец в памяти своей и присмотреться к тускло колышущейся тьме как следует. То ли не мог разобраться, поскольку не хотел, то ли не хотел, поскольку не мог.

Допустим, он все-таки расскажет. Чисто теоретически — допустим. Но тогда, точно так же — чисто теоретически — появится шанс увидеть на дне колодца мальчика, одетого в старческие мощи… Он не находил способа связать Виктора и Падму. Эти двое просто не умещались на территории одного мозга. У них не получалось посещать его мысли одновременно; один обязательно подавлял другого. И когда приходила очередь Падмы — властвовать, то куратор умело нагонял страху. Конечно, он узнает, обязательно узнает, найдет какой-нибудь фантастический способ узнать. Ведь у них на службе должна быть такая техника! Возможно, им удается следить за всеми одновременно! И «Братству» ничего не стоит разоблачить предателя! Но когда Виктор сменял Падму, выходило: нет, ничего страшного. Да стоит ли пугать самого себя до колик? В итоге он принял твердое решение молчать. Точно так же, как и о Мэри. Но все рассказал, конечно…

30 мая 2123 года.

Московский риджн, Зарайский дистрикт.

Дмитрий Сомов, 30 лет, и Павел Мэйнард, по идентификационной карточке 74 года.

Тепло. Внизу, на нулевом ярусе улицы-долины, пролегшей между монолитными массивами высоток, укрытой сверху простынями надземных скоростных шоссе, перевитой разноцветными лентами коммуникаций, стоят вечные сумерки. Солнце едва-едва пробивается сюда. Попахивает мегаполисом: чуть-чуть горелого пластика, немного дорожной пыли, разогретый литоморф и сырость… сырости много. Сыро здесь бывает даже в августе. Кроме того, тут, на нулевом ярусе, у Сомова всегда покалывало над переносицей. Едва заметно, но все-таки ощутимо. Редер из соседнего управления как-то раз объяснил ему: энергетический перепад; чип, в конце концов, железка, и честно реагирует на все, что способно заставить железку поволноваться…